действенности бактериологического оружия проводились в лабораторных и полигонных условиях. По показаниям свидетелей и обвиняемых, преступные опыты на людях были в отрядах «обычным делом». Для этого применялись возбудители брюшного тифа, паратифа, дизентерии, нарывного газа. Если испытуемый выживал, на нем проверялись другие бациллы, пока не наступала смерть. В целях эффективности опытов пища для заключенных, приготовленная в кухне тюрьмы, была вполне питательной и достаточной по количеству.
Для проведения полигонных испытаний привлекались специалисты-бактериологи, сотрудники жандармерии, вольнонаемные рабочие, летный состав отряда. Заключенных привязывали в поле к железным столбам, после чего на них испытывали действие различных бактериологических снарядов. В результате подобных экспериментов одни испытуемые умирали, другие, получив тяжелые увечья, становились непригодными для дальнейших опытов, поэтому расстреливались, либо умерщвлялись путем впрыскивания цианистого калия. «Смертность человеческих жертв, подвергавшихся искусственному заражению чумой, холерой, брюшным тифом, паратифом, дизентерией и кровоточащей лихорадкой, была различна, – показал К. Кавасима на допросе 11 августа 1946 г., – при экспериментах искусственного заражения человека без лечения смертность достигла: от сапа – 100 %, от чумы – 70 %, от холеры – до 70 %, брюшного тифа – до 60–70 %. При лечении процент смертности понижался, а в отдельных случаях заражение излечивалось».
В качестве испытуемых в бактериологические отряды японскими военными миссиями, жандармерией и контрразведкой направлялись китайцы, корейцы, маньчжуры, советские граждане, оказавшиеся по различным причинам в Маньчжурии, русские эмигранты, заподозренные в симпатиях к СССР. Особое место отводилось гражданам, уличенным или подозреваемым в связях со спецслужбами Советского Союза, разведчикам и агентам, а также военнослужащим 8-й Народно-освободительной армии Китая, военнопленным китайцам, китайским и корейским партизанам, боровшимся против японской оккупации Маньчжурии.
Помимо преступных опытов по заражению заключенных чумой и другими острыми инфекционными заболеваниями, в отряде № 731 широко производились эксперименты по обмораживанию конечностей мужчин, женщин и детей (т. н. «пробы на холод»; руководитель научный сотрудник 1-го отдела Х. Иосимура [611]). Планируемая война с СССР могла проходить в условиях сильных морозов, поэтому руководству КГВ необходимо было знать, как предотвратить (лечить) обморожения личного состава. Военнопленный японской армии И. Фуруичи на допросе 5 декабря 1949 г. в Хабаровске показал, что более 10 раз видел лично, как заключенных заставляли держать руки и ноги в специальных ящиках со льдом до тех пор, пока не наступало обмораживание конечностей. Узников также могли вывести на мороз под угрозой оружия заставить погрузить руки в бочку с водой, а затем оголенными держать от 10 минут до 2 часов, в зависимости от температуры воздуха. В большинстве случаев такие опыты завершались гангреной, ампутацией конечностей и смертью искалеченных людей [612].
Некоторых жертв превращали в мумии заживо, для чего помещали в жарко натопленное помещение и держали до полного высыхания. Тело взвешивали до и после процедуры. Эксперимент с японской точностью подтверждал, что человек на 78 % состоит из воды. Когда для опытов по производству вирусов требовалась человеческая кровь – ее забирали у обреченных полностью. Чудовищные эксперименты, получившие название «азиатский Освенцим» включали также прижизненное анатомирование, опыты с экстремальным для человека давлением и истощением. Производились медицинские исследования из любопытства: у жертв вырезали отдельные внутренние органы, меняли местами конечности, вливали в человеческое тело кровь лошадей и обезьян, тестировали на чувствительность к рентгеновскому облучению, электротоку… По словам профессора истории американского университета в г. Вашингтоне (США) П. Кузника «идея таких исследований состояла в том, чтобы получить знания ценные как на поле боя, так и для создания биологического оружия» [613].
Испытания бактериологических средств проводились не только в лабораториях и на испытательных полигонах. Первая выездная «экспедиция» состоялась в 1939 г. на р. Халхин-Гол, когда при отступлении японской армией в реку вылили болезнетворные бактерии. Вторая «экспедиция» была направлена в июле – августе 1942 г. в район Трехречья и длилась 25 дней. В ходе нее проводились испытания бактериологических средств около г. Хайлара, у р. Тербур в 60–80 км от ее впадения в пограничную с СССР р. Аргунь. Подобных «экспедиций» состоялось большое количество [614].
В ходе судебного процесса военный трибунал установил степень виновности каждого обвиняемого. Подсудимые признали себя виновными. Перед оглашением приговора О. Ямада сказал: «…я признаю свою ответственность в деле усиления боевой готовности по подготовке к бактериологической войне. Я признаю свою вину за все злодеяния», а К. Кавасима признал: «…совершенные мною преступления позорны не только для меня одного, но позорны для всей моей страны», «…совершенные преступления являются громадным злодеянием против человечества».
Учитывая, что смертная казнь в СССР была временно отменена, военный трибунал Приморского военного округа приговорил О. Ямаду, Р. Кадзицуку, Т. Такахаси и К. Кавасиму к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет, Т. Карасаву и С. Сато – на 20 лет, Т. Ниси – 18 лет, К. Митому – 15 лет, М. Оноуэ – 12 лет, Д. Хиразакуру – 10 лет, Ю. Курусиму – 3 года, Н. Кикучи – 2 года. После частичного отбывания наказания в конце 1956 г. всех осужденных репатриировали на родину. Осужденный Т. Такахаси умер в лагере для военнопленных № 48 (п. Чернцы Лежневского района Ивановской области) от кровоизлияния в мозг.
По поручению правительства послы СССР 1 февраля 1950 г. вручили ноты правительствам США, Великобритании и Китая (копия правительствам Австралии, Бирмы, Голландии, Индии, Канады, Новой Зеландии, Пакистана и Франции) с предложением предпринять совместные усилия по выявлению и осуждению главных организаторов и вдохновителей чудовищных преступлений, организовать новый международный процесс над японскими военными преступниками. Однако предложение СССР вновь не встретило поддержки, а комиссия по делам досрочного освобождения, созданная при штабе Д. Макартура, наоборот, приступила к массовому освобождению японских военнопленных, включая лиц, причастных к военным преступлениям.
Главная военная прокуратура Российской Федерации в связи с обращением «Японской ассоциации бывших военнопленных» рассмотрела в 1993–1994 гг. материалы уголовного дела № Н-20058 и вынесла постановление – все лица, проходящие по нему, осуждены обоснованно и реабилитации не подлежат. Определением Верховного суда Российской Федерации от 15 декабря 1994 г. приговор военного трибунала Приморского военного округа оставлен в силе.
Хабаровский процесс не носил международного характера, тем не менее, этот исторический суд, рассматривавший ход подготовки и применения японскими военными преступниками бактериологического оружия, по своему политико-правовому значению может быть поставлен в один ряд с Международными военными трибуналами в Нюрнберге и Токио.
Именно, как верно подметили современники, «Дальневосточный Нюрнберг» или «Нюрнберг» на Амуре, и никакой другой, выявил факты медицинских экспериментов на людях, сопоставимых по жестокости с действиями немецких врачей-нацистов во время Второй мировой войны. И в этом его безусловное историческое значение. Документальное наследие Хабаровского процесса 1949 г. имеет беспрецедентную важность для понимания
