Василевский поддержал Жукова не только на совещании у Сталина, но и в своих мемуарах. Об обстоятельствах зарождения плана окружения немцев под Сталинградом он пишет примерно так же, как и Жуков: «Ставке Верховного Главнокомандования было хорошо известно, что, благодаря стойкости и упорству героев волжской твердыни, 6-я и 4-я танковая немецкие армии оказались сосредоточенными на узком участке фронта, непосредственно в районе города, а их фланги прикрывались румынскими войсками… Тут напрашивалось решение: организовать и провести контрнаступление, причем такое, которое не только бы радикально изменило бы обстановку в этом районе, но и привело бы к крушению все еще активно действующего южного крыла вражеского фронта. Такое решение было принято в середине сентября после обмена мнениями между Сталиным, Жуковым и мною. Суть стратегического замысла сводилась к тому, чтобы из района Серафимовича северо-западнее Сталинграда и из дефиле озер Цаца и Беманцак южнее Сталинграда в общем направлении на Калач, лежащий западнее Сталинграда, нанести мощные концентрические удары по флангам втянувшейся в затяжные бои за город вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить ее основные силы…».
Это поражение — всегда сирота. У победы же под Сталинградом после войны объявилось много отцов. Командующий Юго-Восточным (позднее Сталинградским) фронтом Ерёменко и член Военного Совета фронта Хрущев утверждали, что они представили в Ставку план будущего контрнаступления в конце сентября или в начале октября. Здесь вполне можно допустить, что сходная идея одновременно и независимо пришла в голову сразу нескольким военачальникам. Слишком уж соблазнительно упирался в Волгу узкий немецкий клин с мощной 6-й армией, усиленной частью сил 4-й танковой. А слабость союзников Германии, прикрывавших фланги, была хорошо известна. Вот что пишет по этому поводу Хрущев: «Как возникла мысль об окружении… противника? Не говорю, что она возникла только у нас, то есть у меня и Ерёменко, нет, она, возможно, возникала и у других. Но, в целом, этот вопрос назрел… Противник сосредоточил усилия на довольно узком направлении. Это говорило о его слабости: на широком фронте он наступательных операций вести не мог и бросал живую силу в город, как в мясорубку… Как правило, разведка работала добросовестно и докладывала правильно. Она сообщала, что за Доном войск противника нет… В целом, наши войска прочно держали линию обороны, потому что она была уже подоборудована. Это… нас подбодрило. Мы видели, что имеем возможность нанести удар на флангах противника и изменить положение дел под Сталинградом. Тогда мы с Ерёменко написали Сталину докладную, где высказали свое мнение:…по нашим данным… у немцев за Доном пусто; сил, на которые они могли бы опереться, там нет. Мы не знаем, чем располагает Ставка, но если найти войска, которые можно было бы сосредоточить восточнее Дона и ударить отсюда к Калачу, а нам с юга ударить по южному крылу противника, то можно было бы окружить врага, который ворвался в город и ведет бои в самом Сталинграде. Чем располагала Ставка и были ли у нее такие возможности к тому времени, мы просто не знали. Знали только, что нам очень тяжело и что нам дают подкреплений очень мало. А если нам дают мало, значит, давать нечего. Так мы думали. И у нас возникла мысль — не ломимся ли мы в открытую дверь, потому что не знаем реального положения… в стране?
Спустя некоторое время к нам приехал Жуков. Он рассказал, что в Ставке имеется замысел, аналогичный тому, который мы с Ерёменко изложили в своей докладной, и предупредил нас, что об этой операции не должен никто знать и что он прилетел специально предупредить нас об этом. В данном случае подозрительность Сталина была полезна: чем меньше знает людей о готовящейся операции, тем лучше для самой операции. Жуков показал на карте, на каком участке должен будет нанести удар Сталинградский фронт. Это было как раз направление действий 51-й армии. Мы тоже считали, что нам ударить надо оттуда, где мы уже провели успешную разведку боем. Там лежит озеро Цаца».
Жуков в мемуарах фактически подтверждает сказанное Хрущевым: «В момент затишья с разрешения Верховного на командный пункт 1-й гвардейской армии приехали Ерёменко и Хрущев (поскольку дальше Георгий Константинович говорит о вызове в Ставку в конце сентября, можно заключить, что его встреча с руководством Юго-Восточного фронта состоялась во второй половине этого месяца. — Б.С.)… Поскольку Верховный предупредил меня о сохранении в строжайшей тайне проектируемого плана большого контрнаступления, разговор велся главным образом об усилении войск Юго-Восточного (переименованного в Сталинградский 27 сентября; значит, разговор происходил еще до этой даты. — Б. С.) и Сталинградского фронтов. На вопрос Ерёменко о плане более мощного контрудара (очевидно, в связи с упомянутой Хрущевым докладной. — Б. С.) я, не уклоняясь от ответа, сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока что для такого плана нет ни сил, ни средств».
Наиболее логичным решением для германского командования был бы отход от Сталинграда и укрепление за счет высвободившихся дивизий фронта на Дону. Гальдер предлагал именно такое решение, но Гитлер с ним не согласился и 24 сентября отправил начальника штаба сухопутных войск в отставку. Сменивший Гальдера Курт Цейтцлер в октябре повторил предложение своего предшественника. Но фюрер его отверг. По воспоминаниям Цейтцлера: «Гитлер выходил из себя, когда на подобное решение проблемы только намекали в его присутствии… В своей знаменитой речи о Сталинграде в октябре 1942 года он сказал:
«Немецкий солдат остается там, куда ступит его нога… Вы можете быть спокойны — никто не заставит нас уйти из Сталинграда». Гитлер не хотел признавать крах своих попыток поставить Россию на колени. Сталинград — важный центр военной промышленности и транспортный узел на Волге — был одной из главных целей летней кампании. Уйти из города для вермахта значило бы признать свое поражение. Гитлер тешил себя иллюзией, что 6-й армии удастся перезимовать в Сталинграде, а в 43-м году возобновить наступление к Астрахани, тогда как на Кавказе группа армий «А» будет продвигаться к Баку. По этой причине было отклонено предложение командования 6-й армии во второй половине октября об отходе на линию рек Дон и Чир и создании резервов. Также и командующий 4-й танковой армии Гот предупреждал командование группы армий «Б» и Генштаб, что, если между румынскими дивизиями срочно не поставить «прокладки» в виде немецких частей и соединений, дело кончится катастрофой».
