Сборник статей - Россия и США: познавая друг друга. Сборник памяти академика Александра Александровича Фурсенко / Russia and the United States: perceiving each other. In Memory of the Academician Alexander A. Fursenko / Russia and the United States: perc

Ответ Уинтропа на «Ипсуическое письмо» был также весьма пространным и красноречивым. Губернатор обрушился на подписавших его магистратов, которые таким образом выступили против губернатора и «решения большинства». Уинтроп назвал это «чрезвычайным деянием, нарушающим принятые правила, несвоевременным и могущим привести к опасным последствиям». Его аргументы сводились к тому, что этот шаг мог стать опасным прецедентом, внести раздор в ряды колонистов, а также иметь печальные последствия, если о нем узнает д’Ольнэ и «решит воспользоваться нашим разделением». «Разве не более безопасно, более справедливо и более достойно для нас <…> если Провидение дает нам возможности спасти попавшего в бедственное положение соседа, ослабить опасного врага, без нашего прямого участия или расходов», – писал Уинтроп далее. В подтверждение своей позиции он ссылался на слова из Притчей Соломоновых: «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силах сделать это» [Притч. 3:27]. Наш «бедствующий сосед просит нашей помощи; Божественное Провидение и его собственное хорошее мнение о нашем милосердии привело его к нам <…> неужели в этом случае мы должны разбираться, где справедливость в столкновении между ними?» – писал Уинтроп. От нас требуется «не более, чем это сделал бы любой человек, если он видит у своих ног соседа, над которым нависла смертельная угроза – он сначала спасет его, какой бы ни была причина».

Религиозная принадлежность Ля Тура в данном случае не имеет значения, полагал Уинтроп, ибо в Писании сказано: «Если найдешь вола врага твоего, или осла его заблудившегося, приведи его к нему» [Исх. 23:4]. По его мнению, моральный закон, данный человеку природой, дан ему именно как человеку вообще, а не как христианину или язычнику. «И наш Спаситель установил это, являя нам пример нашего Небесного Отца, который заставил солнце сиять над справедливым и несправедливым <…> и приказал нам следовать его примеру». Уинтроп напирал на то, что д’Ольнэ потенциально опасен для Новой Англии: «Я показал в моем предыдущем письме, как д’Ольнэ обращался с нами и нашими соседями, когда он был слаб, какими принципами он руководствовался и какие претензии он к нам предъявлял; и вся история учит нас, что амбиции и алчность завоевателей и грабителей всегда возрастают по мере роста их мощи. И следует ли нам верить в то, что д’Ольнэ станет более мирным и умеренным, имея 200 солдат и получая ежегодно 4 или 5 тыс. ливров дохода. Вот латинская пословица – res nostra agitur, paries cum proximus ardet[71]». Уинтроп утверждал также, что «это обычная практика для государств Европы – вмешиваться в ссоры соседних государств…» В то же время губернатор подчеркивал, что власти Массачусетса «никому не давали разрешения вести войну против д’Ольнэ, но дали только разрешение, тем, кто этого хочет, наниматься на службу к Ля Туру, чтобы сопроводить его до его собственного дома (to conduct him to his own place). И такое разрешение, как это <…> не объявление войны, не враждебный акт, а всего лишь свобода торговли, и если за этим последует какое-либо кровопролитие – это будет случайностью, не зависящей от этого. Это не рассматривается как объявление войны или как нарушение мира между цивилизованными государствами».

Уинтроп подчеркивал «большое различие между выдачей разрешения вести боевые действия и позволением наниматься для охраны или транспортировки». Последнее, по его словам, являлось нормальной практикой: «Сколько англичан, шотландцев и ирландцев служили Нидерландам против испанцев и испанцам против Нидерландов; шведам против императора, и наоборот, – без всякого нарушения мира между этими нациями». Поэтому такое деяние «позволительно частным лицам и владельцам кораблей; мы считаем это выгодным для нашей колонии». В ответ на предложение авторов «Ипсуичского письма» предложить д’Ольнэ вступить в переговоры Уинтроп утверждал, что данный случай не соответствует требованию Священного Писания: «Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир» [Втор 20:10], поскольку с д’Ольнэ никто не собирался воевать. В заключение губернатор констатировал, что положения «Ипсуичского письма» были «основаны на ошибочных суждениях». Правительство Массачусетса, по его словам, «не ограничивает свободу людей»; что же касалось возможной опасности, то следовало руководствоваться словами апостола Петра о том, что нужно делать добро и не смущаться никакого страха [1 Петр 3:6]. Уинтроп утверждал, что Новая Англия находится под защитой Провидения, поскольку пережила множество потрясений, но «Господь всякий раз спасал нас от катастроф, потрясений, бурь, заговоров, индейцев и проч. – так неужели мы испугаемся одного д’Ольнэ», – вопрошал он, и заключал: «Страхи людей заводят их в ловушку, но тот, кто уповает на Господа, будет спасен».[72]

30 июня/10 июля Ля Тур заключил сделку с Гиббонсом и Хокинсом, которые брали на себя обязательство предоставить ему четыре судна с 50 матросами и 38 пушками сроком на два месяца. Сумма сделки составила 940 ф. с., залогом являлся форт Ля Тура со всем находившимся там имуществом.[73] Кроме того, Ля Тур лично завербовал еще 15 матросов и 68 солдат, которым он пообещал платить по 40 шиллингов в месяц.[74] 14/24 июля Ля Тур покинул Бостон, располагая весьма внушительными по колониальным меркам силами. Вместе с людьми и артиллерией, находившимися на «Сан-Клемане», у него было в общей сложности 50 орудий и около 270 бойцов. Вместе с ним отправился Томас Хокинс, командовавший новоанглийскими наемниками. Это событие можно рассматривать как поворотный момент в политике Массачусетса по отношению к Акадии и к своим французским соседям вообще. Если до того речь шла только о торговых операциях и частной инициативе, то теперь бостонские власти, хотя и в завуалированном виде, санкционировали применение силы. По мнению Дж. Равлыка, Гиббонс, Хокинс и Уинтроп-младший рассматривали экспедицию к форту Ля Тура одновременно как коммерческое предприятие и экспансионистскую акцию, и в этом с ними было солидарно большинство руководителей Массачусетса. Цель всей акции состояла в том, чтобы превратить территорию соседней французской колонии в «сферу влияния, открытую не только для коммерческой эксплуатации, но и для политического проникновения» со стороны Новой Англии.[75]

26 июля/5 августа корабли Ля Тура и Хокинса появились у устья реки Сент-Джон. Д’Ольнэ не рискнул вступать с ними в бой и ретировался в Пор-Руайяль – свой главный опорный пункт. Форт Ля Тура был деблокирован без единого выстрела. Таким образом, условия соглашения были выполнены и официально декларируемая цель операции достигнута. Однако Ля Тур и Хокинс на этом не остановились, а взяли курс на Пор-Руайяль. Они попытались вступить в переговоры с д’Ольнэ, однако тот заявил, что не будет иметь дела с Ля Туром, поскольку тот не имел никаких официальных полномочий и подлежал аресту. Оригинал приказа об аресте был предъявлен англичанам. В этой ситуации Хокинс заявил, что его люди и корабли не будут участвовать в боевых действиях. Без их помощи взять хорошо укрепленный форт было затруднительно, и Ля Тур ограничился разорением его окрестностей. На берег высадилось около 60 человек (30 французов и 30 англичан, завербованных лично Ля Туром), которые разграбили и сожгли несколько построек, но затем были атакованы людьми д’Ольнэ и вернулись на свои корабли. Ля Тур вместе со всей флотилией отправился в свой форт и по пути захватил принадлежавшее д’Ольнэ судно с большим грузом пушнины, шедшее в Пор-Руайяль из фактории на Пенобскоте. Это позволило ему расплатиться со своими наемниками, после чего те вернулись в Бостон.

В результате этой операции осада с форта Ля Тура была снята и он получил возможность продолжать свою деятельность. Но ему не удалось нанести решающего поражения д’Ольнэ, который сохранил контроль над Пор-Руайялем и другими своими фортами. Ля Туру было совершенно очевидно, что его противник постарается представить случившееся в максимально выгодном для себя и невыгодном для него свете и тогда его контакты с англичанами могут обернуться для него большими неприятностями. Со своей стороны Гиббонс, Хокинс и Уинтроп-младший были довольны исходом экспедиции, в результате которой они, казалось, обеспечили себе бесперебойный доступ к пушным ресурсам Акадии, а Ля Тур, который не мог с ними сразу расплатиться, превращался, по сути, в зависимого от них агента. Губернатор Уинтроп был более сдержан в оценках. Он отмечал в своем «Журнале», что отчет о действиях англичан в Акадии был для него «неприятным и скорбным».[76] Очевидно, наибольшую тревогу у него вызвал факт появления английских кораблей возле Пор-Руайяля. Это была явно недружественная акция по отношению к д’Ольнэ, которая никак не согласовывалась с теми «правилами милосердия» и правилами «государственного управления», о которых так пекся Уинтроп. Всё это могло быть использовано политическими противниками губернатора в борьбе против него.