Победа радостной вестью разнеслась по всей стране и вызвала скандал в гитлеровском стане. Фюрер в ярости осыпал бранью главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, пытаясь сорвать с него Железный крест, а еще нескольких генералов сместил со своих постов.
Первые успехи вызвали у командования юго-западного направления желание провести летом 1942 года ряд наступательных операций с целью освобождения Харькова и Донбасса. В последней декаде марта Иван Христофорович вылетел в Москву, куда вскоре прибыли Тимошенко и член Военного совета Н. С. Хрущев. Они-то и решили, что докладывать предложения к плану летней кампании Сталину будет генерал Баграмян: сам их разрабатывал, ему и карты в руки.
Доклад состоялся вечером 22 марта. Верховный главнокомандующий слушал внимательно, иногда задавая вопросы, по ним опытный штабист понял, что Сталин проверяет, насколько он, генерал Баграмян, подготовлен к своей должности. Поразило автора предложений то, насколько глубоко знал Сталин особенности применения различных родов войск, особенно артиллерии.
В ходе обсуждения доклада Верховный главнокомандующий сообщил, что летом ожидается новое крупное наступление противника на Москву, разъяснил положение на других фронтах, ситуацию с резервами, боевой техникой, вооружением и тактично подвел командование направления к выводу: задачи на лето придется ограничить лишь освобождением Харькова. Замысел операции предстояло разработать немедленно.
Иван Христофорович работал всю ночь напролет. Предложения по освобождению Харькова были приняты, но ни Ставка, ни командование фронтов, ни сам Баграмян не знали, что подготовка противником очередного наступления на Москву всего лишь ловкая имитация в рамках гигантской стратегической дезинформационной операции «Кремль». Подлинные направления главных ударов вели к Сталинграду и Кавказскому хребту. Поэтому войска Юго-Западного фронта, успешно начавшие было Харьковскую операцию 12 мая 1942 года, вскоре столкнулись с упорным, все возрастающим сопротивлением противника. Жестокие бои шли на земле и в воздухе, где советские летчики пока еще тщетно пытались положить конец господству фашистской авиации.
17 мая противник нанес мощный удар в полосе соседнего, Южного фронта и начал продвигаться на север, в тыл харьковской группировки. Иван Христофорович просил маршала Тимошенко прекратить наступление. Тщетно: ведь цель так близка, может быть, удар противника удастся отразить лишь частью сил, а остальные использовать для освобождения Харькова? Но 22 мая последовал еще один удар, на этот раз с севера.
Окружение стало реальностью. Лишь 22 тысячи бойцов и командиров смогли выйти из смертельного кольца. Юго-Западный фронт переходил к обороне, но, ослабленный поражением, он уже не мог предотвратить начавшееся вскоре наступление гитлеровцев на Сталинград и Кавказ. На этот раз суровых наказаний не было — возможно, потому, что Верховный главнокомандующий ощущал собственную вину за стратегический просчет. Но ведь кто-то должен ответить за неудачу? Так пусть это будет генерал Баграмян. Напрасно Тимошенко и Хрущев, сами будучи в нелегком положении, уверяли, что начальник штаба в сложных условиях сделал все для сохранения управления войсками.
— Кого-то ведь нужно снимать, — ответил Сталин и, помолчав, добавил: — Вообще-то это нас с вами нужно снимать. Но мы товарища Баграмяна не забудем...
29 июня наказанный понижением в должности на две ступени генерал приступил к исполнению обязанностей заместителя командующего 61-й армией Западного фронта, который возглавлял в ту пору Г. К. Жуков. Он и предложил Ивану Христофоровичу руководство прославленной в битве под Москвой 16-й армией: детище только что получившего фронт Рокоссовского должно было быть передано в надежные руки.
Вскоре развернулось ожесточенное Ржевское сражение, в котором советское командование стремилось воспретить противнику маневр резервами с центрального направления на сталинградское, а также овладение территориями к северу от Волги. Гитлеровское командование сдавать выгодные позиции не желало, пассивной обороной не ограничивалось и отвечало дерзкими, сильными, хорошо подготовленными контрударами. Один из них пришелся по левому флангу 16-й армии.
Сотни фашистских танков, охватывая советские дивизии, рвались к реке Жиздра. Но генерал Баграмян, искусно сочетая отход, твердое удержание ключевых рубежей и решительные контратаки, умело выводил свои войска из-под угрозы окружения. Противник же, с боем захватывая каждый метр земли, не мог даже представить, что идет именно туда, куда нужно советскому военачальнику.
19 августа на подступах к деревне Алешинки ловушка захлопнулась. Противник был накрыт заранее подготовленным огнем тяжелой артиллерии, а затем сметен стремительными контратаками армейских резервов. Победа была убедительной, чистой и красивой...
В феврале 1943 года генерал Баграмян доказал умение побеждать не только в обороне, но и в наступлении: враг был отброшен на 160 километров, а 16-я армия переименована в 11-ю гвардейскую.
Весна выдалась ранняя, с распутицей. Наступившее затишье предвещало бурю. Где грянет она будущим летом? Высокие штабы хранили свои соображения в глубокой тайне, но стратеги батальонного и даже ротного звена, глядя на карту, уверенно показывали на причудливый выступ линии фронта в районе Курска: «Здесь!»
Войска внутри Курского выступа готовились к обороне, а расположенная севернее 11-я гвардейская армия — к наступлению. Надлежало прорвать оборону гитлеровцев южнее Козельска и, нанося удар строго на юг, выйти во фланг и тыл орловской группировке противника. Иван Христофорович ночи напролет проводил над картой, оценивал обстановку, прикидывал варианты, вспоминая горечь прошлогоднего урока под Харьковом. Тогда войска Юго-Западного фронта тоже двинулись на изготовившегося к наступлению противника с глубокими целями, а что получилось?
Вот и сейчас все больше убеждался генерал Баграмян: количество выделенных сил глубине поставленных задач не соответствует. А значит, неудача лета 1942 года может повториться.
Он подготовил собственные предложения, подкрепил их расчетами, доложил командующему фронтом, но понимания не встретил. Генеральный штаб также отклонил его вариант действий.
Вскоре после этого план Орловской операции был рассмотрен на совещании у Верховного главнокомандующего. Обсуждение заканчивалось, и военачальники сворачивали карты, но тут генерал Баграмян попросил разрешения высказаться. Сталин выслушал, внимательно изучил карту и произнес:
