За этим занятием ко мне как-то подошел старший мальчик лет двенадцати (мне было около пяти лет), непонятным образом шастающий по площадке для дошкольников. Приветливо улыбаясь, он предложил мне, на смеси русского и кавказских языков, стать с ним «юзгарами». Потом я узнал, что это, кажется, по-азербайджански означает «дружками». Я немедленно согласился, ведь предлагал старший мальчик, а он ведь плохого не предложит.
— Тогда (видимо, для подтверждения «юзгарства») надо пиписька сунуть в попка, — на своем наречии сказал кандидат в «юзгары».
Я, опять же, вследствие своей педантичности, начал пытаться повернуть назад то, что он оскорбительно назвал «пиписькой» и достать до того места, куда надо было ее сунуть. Не получалось — длины не хватало. Я в ужасе хотел сообщить «юзгару» об этой неудаче, но увидел, что он хохочет, обнажив не по-детски гнилые зубы.
— Нет, не ты сам, а я помогу! — пытался втолковать мне «юзгар» азы нетрадиционного секса, но я опять не понял его.
— Но тогда ты оторвешь мне ее …
Вокруг уже стали собираться любознательные дети, готовые дать полезные советы.
— Завтра встретимся, я тебя всему научу! — хохоча, проговорил «юзгар»,
— не бойся, больно не будет.
Но я был сильно обеспокоен случившимся. Неужели у меня «это» такое короткое, намного короче, чем у других детей? Весь остаток дня я пристально рассматривал «причинные» места у детей, нередко вызывая их негодование, но особой разницы в габаритах не заметил.
Тогда я (очередная ошибка!) поделился своим беспокойством уже дома с мамой. Но мама, вместо спокойного разъяснения вопроса, подняла крик и все рассказала бабушке.
У них на площадке завелся педераст, я не знаю, успел он или нет … — кричала мама бабушке, а та привычным движением пододвинула к себе знакомый кухонный нож.
Не педераст, а юзгар! — плакал я, не понимая ровным счетом ничего.
Назавтра на площадку отвела меня не мама, а бабушка. Я вынужден был указать ей на «юзгара», а затем бабушка зашла в контору к директору площадки и долго с ним говорила.
— Ничего не бойся, тебя защитят, если понадобится, — уходя, успокоила меня бабушка. Я остался на площадке, совершенно не понимая сути происходящего. Но скоро понял.
Дело в том, что на детской площадке помимо упомянутых выше сооружений, находился аттракцион для детей, представляющий собой огромный деревянный барабан на оси, помещенный между двух лестниц с перилами. Дети забирались по лестнице наверх, держась за перила, толкали ногами барабан, который с грохотом крутился на своей оси. Я часто крутил этот барабан и не подозревал, что и барабан может покрутить меня. Закон жизни!
Уже под конец дня, незадолго перед тем, как родители начинали приходить за детьми, мне снова встретился «юзгар». Я, было, испугался, что «предал» его, но тот приветливо улыбался гнилыми зубами, как будто ничего и не произошло.
— Золот хочишь? — спросил он меня, — там много, я сам видел, — и «юзгар» указал на барабан, который уже никто не крутил.
— Там много, я себе взял, думаю, юзгар тоже пусть себе возьмет! — добродушно проговорил «юзгар» и показал, как забраться сквозь деревянные спицы внутрь барабана.
Решив, что золото мне не помешает, я почти в полной темноте пролез сквозь спицы барабана внутрь него. Запах чем-то напомнил наш любимый туалет с дырками и дырочками. Но, несмотря на это, я жадно принялся шарить по полу барабана, в надежде найти золото. И таки нашел — «юзгар» был прав, там его было много! Тут барабан завертелся — видимо «юзгар» успел взобраться наверх и начал ногами крутить его. Барабан вертелся долго, криков моих из-за его грохота никто не слышал. «Юзгар», видимо, наблюдал, когда придут за мной, и тогда уже, соскочив с лестницы, был таков.
Я, обливаясь слезами, в глубокой печали вылез из барабана, и, оставляя за собой пахучий след, направился к маме, которая уже пришла за мной. Вот если бы меня такого увидела незабвенная Ольга Гильберт, то она с полным основанием могла бы воскликнуть: «Шайзе!»
После этого случая меня взяли с детской площадки, и остаток лета я провел дома. Тут уж никак нельзя было обойтись без того, чтобы спуститься во двор, что я иногда и делал.
И вот однажды я увидел во дворе на траве — лежит этакий большой шприц. Никого вокруг не было, и я забрал этот шприц себе, как ничейный. Выйдя на железный балкон, я набирал воду шприцом из ведра и поливал ею проходящих под балконом людей. И вот этот шприц заметил у меня в руках дядя Минас, отец моего ровесника Ваника, жившего в самом начале страшного «того двора». Оказалось, что я «прибрал к рукам» его масляный шприц, который он оставил на траве, ремонтируя свой допотопный «Мерседес». Почти каждый день дядя Минас с группой ребят выталкивали из «гаража» — убогого сарайчика из досок — его «Мерседес», наверное, дореволюционного года выпуска, и весь день владелец «престижной» иномарки валялся под машиной, починяя ее. Вечером машину заталкивали обратно. Едущей самостоятельно ее так никто и не видел.
Одним словом, дядя Минас потребовал возврата шприца; моя бабушка была против, мотивируя тем, что ребенок нашел его на траве. Высыпавшие на веранды соседи в своих мнениях разделились. Наконец, дядя Минас принял Соломоново решение:
Пусть Нурик и Ваник подерутся: кто победит, тот и возьмет себе шприц!
А Ваник, оказывается, был грозой двора и бил всех ребят, включая даже Гурама, хотя тот был и старше Ваника. Но я-то об этом не знал, а за шприц готов был сражаться насмерть. И к предстоящей битве отнесся вполне серьезно.
Я спустился со шприцом во двор, где уже собрались мальчишки и даже взрослые соседи во главе с арбитром — дядей Минасом. Ваник был уже готов к схватке и принял угрожающую стойку. Мы кинулись друг на друга, упали и начали кататься по траве. Я инстинктивно зажал шею Ваника в своей согнутой руке. Это называется «удушающий прием сбоку»; я, конечно, не знал про это, просто, как сейчас любят говорить в рекламе, «открыл для себя» этот прием. Ваник завопил от боли, но я не отпускал его.
— Запрещенный прием! — пытались принизить мой успех друзья дяди Минаса, но тот решил быть справедливым.
— Забирай шприц себе! — великодушно разрешил он мне, — Ваник сам виноват, что дал ухватить себя за шею. Но я научу его правильно бороться! — и дядя Минас запустил камнем в убегающего плачущего Ваника. Я ушел домой победителем, гордо неся завоеванный в битве шприц.
А на следующий день Ваник позвал меня поговорить с ним во двор. Я спустился, и Ваник предложил мне сесть в отцовский «Мерседес». Для меня это было пределом мечтаний, и я забрался в салон. Ваник захлопнул дверь, запер ее и сказал, что я буду сидеть в машине запертым, пока не признаю, что вчера победил не я, а Ваник. Мне некуда было деваться, да и шприц все равно оставался у меня. Я признал свое поражение и верховенство Ваника перед дворовыми девчонками — Розой и толстушкой Астхик (по-армянски — «Звездочка»), и был отпущен домой. Больше я во двор не спускался — узнав, что я дрался, мама запретила мне это и взяла с меня слово, что я больше руку не подниму на товарища.
