Неумеренным стало и восхваление КПСС. Как известно, Сталин, завершив «Краткий курс истории ВКП(б)» изложением греческого мифа о Геракле и Антее, дал понять, что партия-Антей может быть побеждена, как только оторвется от народа. Запретив «Краткий курс», Хрущев одновременно перечеркнул это зловещее предупреждение, а заодно и саму мысль о том, что партия может оторваться от народа и потерпеть поражение. Отныне в торжественных официальных заявлениях Коммунистическая партия обретала черты мифологизированного существа, обладающего непревзойденной мудростью и непобедимой силой. В такую же мифологизированную фигуру превратился и прославлявшийся Хрущевым «ленинский Центральный комитет». Если прежде слагались песни в честь Сталина, то теперь на торжественных собраниях исполнялись кантаты и песни в честь партии и «ленинского Центрального комитета».
Использовал Хрущев мифологизированные представления и для характеристики тех, кто принадлежал к первым поколениям партийцев и кто до сих пор составлял большинство в Президиуме ЦК. К тому времени несколько поколений советских людей были воспитаны на безграничном уважении к «старым большевикам», которое во многом опиралось на мифологизированные представления о дореволюционной подпольной работе и Гражданской войне. Поэтому, когда персонаж повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» пожелал, чтобы юный Сергей Щербачев доверился уголовнику, сбежавшему из лагеря, он уверял, что тот – «старый партизан-чапаевец», «политкаторжанин», «много в жизни пострадал», «звенел кандалами и взвивал чапаевскую саблю… а когда нужно, то шел не содрогаясь на эшафот». В таком же стиле народного мифа Хрущев описывал репрессированных лиц, которые, по его выражению, «страдали и сражались за интересы партии и на фронтах Гражданской войны… храбро сражались против врагов и часто бесстрашно смотрели в глаза смерти». Когда Хрущев говорил о том, что «восемьдесят процентов участников XVII съезда, имевших право решающего голоса, вступили в партию в годы подполья, перед революцией и во время гражданской войны», предполагалось, что эти сведения служат надежнейшими характеристиками честности и порядочности этих людей. При этом Хрущев умалчивал, что многие из этих людей были организаторами бесчеловечных расправ с крестьянами в начале 1930-х годов, а затем способствовали развязыванию репрессий 1937—1938 годов, от которых они же впоследствии пострадали. Однако использование расхожих мифологизированных представлений о героях Гражданской войны не позволяло сомневаться в их невиновности.
Обращаясь к представителям партийной номенклатуры, Хрущев напоминал не только о революционных заслугах репрессированных лиц, но и об их высоком положении в партийной иерархии. Он так их представлял слушателям: «Рудзутак, кандидат Политбюро, член партии с 1905 года, человек, который провел Шлет на царской каторге», «бывший кандидат в Политбюро, один из виднейших работников партии и советского правительства, товарищ Эйхе», «секретарь Свердловского областного комитета партии, член ЦК ВКП(б) Кабаков, член партии с 1914 года». Сообщив о том, что «с 1954 года по настоящее время Военная Коллегия Верховного Суда реабилитировала 7679 человек, и многие из них были реабилитированы посмертно», Хрущев обращал внимание прежде всего на представителей партийной номенклатуры. Скорее всего, Хрущев умышленно занижал в несколько раз цифры жертв репрессий, так как, узнав подлинное количество репрессированных, слушатели доклада могли бы поставить вопрос о том, что Сталин физически не мог контролировать аресты и расстрелы сотен тысяч людей. Люди могли бы попытаться выяснить, кто же на местах отдавал распоряжения об арестах и расстрелах.
Хрущев опирался и на мифологизированные представления о рабочем классе страны и советском народе, исключавшие возможность того, что люди из народа могут заниматься клеветническими доносами, что такие люди могут, добиваясь признания от арестованных по ложным обвинениям, прибегать к пыткам и издевательствам. Хрущев ни слова не говорил о том, что жертвы репрессий многократно умножились из-за желания различных людей свести счеты со своими противниками или конкурентами. Он не желал пускаться в анализ сложных и противоречивых социальных процессов, породивших массовую шпиономанию. Он не говорил о том, что жертвами стали многие люди, не занимавшие высоких должностей.
Зато, учитывая, что первые слушатели его доклада были делегатами партийного съезда, Хрущев привел данные о том, что было арестовано 70% всех делегатов XVII съезда партии и членов ЦК, избранных на этом съезде. Таким образом, он давал присутствовавшим понять, какие ужасы им пришлось бы пережить, если бы они были делегатами XVII, а не XX съезда. Он убеждал их в том, что подавляющее большинство из них были бы брошены в тюрьмы, где под воздействием невыносимых пыток они бы подписали нелепые самообвинения, а затем были бы либо расстреляны, либо направлены в лагеря.
Хрущев убеждал своих слушателей в том, что Сталин был злейшим врагом партии и партийных руководителей. Очернение Сталина помогало Хрущеву осудить начавшийся при Сталине поворот к усилению государственных органов власти за счет партийных. Посмертное торжество над Сталиным служило Хрущеву для идейного обоснования восстановления главенствующей роли партийного аппарата в жизни советского общества.
Теперь, опираясь на поддержку значительной части партийных верхов, Хрущев уже мог меньше опасаться своих соперников в Президиуме ЦК и их действий, которые они могли предпринять против него. Более того, он даже попытался создать впечатление в докладе, что все члены Президиума поддерживали его в нападках на Сталина. Он даже выразил сочувствие Молотову и Ворошилову за то, что они стали объектами сталинской критики. Хрущев осудил заявления Сталина против Молотова и Микояна на октябрьском (1952 г.) пленуме ЦК КПСС. Он сказал: «Не исключена возможность, что если бы Сталин оставался у руля еще несколько месяцев, товарищи Молотов и Микоян, вероятно, не могли бы выступить с речами на сегодняшнем съезде». Хрущев утверждал, что у Сталина «появилась нелепая и смехотворная мысль, что Ворошилов был английским агентом». Хрущев даже обратился к Ворошилову с призывом разоблачить сложившиеся представления о боевых заслугах Сталина в годы Гражданской войны.
Хрущев постарался создать впечатление, что все члены Президиума ЦК могли пострадать, если бы Сталин не умер в марте 1953 года. Избрание на XIX съезде образованных и более сведущих в современном производстве людей Хрущев изображал как временное торжество темных сил. Хрущев решительно осуждал предложение Сталина «об избрании 25 человек в Президиум Центрального Комитета», так как оно «было направлено на то, чтобы устранить всех старых членов из Политбюро и ввести в него людей, обладающих меньшим опытом, которые бы всячески превозносили Сталина». Хрущев давал понять, что новые выдвиженцы были лишь льстецами и подхалимами, способными лишь на то, чтобы восхвалять Сталина. Хрущев говорил: «Можно было предположить, что это было также намерением в будущем ликвидировать старых членов Политбюро и таким образом скрыть все те постыдные действия Сталина, которые мы теперь рассматриваем».
