Лишь немногие, самые доверенные лица, знали, что именно В. В. Ступин вместе с бывшим генералом Н. Н. Стоговым стоит во главе «Штаба Добровольческой армии Московского района». И уж совсем единицам было известно, что нынешний начальник Ступина — руководитель оперативного отдела Всеглавштаба бывший генерал С. А. Кузнецов — и есть тот человек, который снабжал Деникина и Колчака секретнейшими документами Реввоенсовета республики.
— Прошу прощения, господа, опоздал по уважительным причинам, — раздеваясь, принес извинения собравшимся Ступин. Пригладив редеющие на макушке волосы, он облюбовал свободное место, хорошо освещенное лампой.
— Господа, если вы не возражаете, я обрисую вкратце создавшуюся обстановку, — начал Алферов общий разговор. — Небезызвестный нам ННЩ арестован. И он может…
— Он уже ничего не может, — прервал хозяина квартиры Ступин. — Невменяем. Поступил благородно — лишил себя рассудка… ННЩ уже никому не нужен, ни нам, ни большевикам.
— Спасибо за существенное уточнение, — поблагодарил Ступина Алферов. — Это меняет дело.
— Вряд ли намного, — снова прервал Ступин хозяина квартиры. — Чека напала на след организации, а это означает, что не избежать новых арестов.
— Какой же выход из положения? — спросил Алферов.
— Выход один — форсировать подготовку восстания. Я кое-чему научился на службе у большевиков.
Мысли Ступина были по душе каждому, сидевшему за этим столом. И Алферов, и Миллер, и Сучков, и прочие видели в бывшем подполковнике опору организации, ее надежду. Это чувство передалось самому Ступину, и он с еще большим жаром принялся излагать военный план:
— Обстановка вынуждает нас выступить без промедления. Запомните: срок выступления 21–22 сентября. К этому времени войска генерала Деникина подойдут достаточно близко к Москве.
Голос Ступина набирал силу, он уже не боялся, что его могут услышать соседи. Собравшиеся смотрели на него зачарованно, мысленно представляя себе самого генерала Деникина, въезжающего на белом коне в первопрестольную под колокольный перезвон московских сорока сороков…
Ступин вынул из кармана френча сложенную карту, разложил перед собой.
— Господа, мне было поручено разработать план захвата Москвы. Я вам его доложу. Доложу без уточняющих деталей, поверьте на слово — план разработан на основе выношенного опыта, с учетом требований тактики и стратегического замысла генерала Деникина. Реввоенсовет и Чека конечно же будут отвлечены главным — не сдать Москву. Все, кто способен держать оружие, уйдут на фронт. Понятно, что в такой момент легче всего завладеть столицей.
Обведя присутствующих близорукими глазами, Ступин замолчал. Он ждал, что последуют вопросы о точном времени начала мятежа. Но всем все было предельно ясно. Офицеры молчаливо одобрили план выступления.
— Начать предлагаю в 18.00, — сказал Ступин.
— Почему в восемнадцать? — засомневался кто-то, — ведь недаром говорится, что утро вечера мудренее…
— Только в восемнадцать, — настаивал на своем Ступин. — Ночь должна быть нашей союзницей. Выступление планирую начать одновременно в городе и за городом. Восстания в Вешняках, Волоколамске и Кунцеве должны сыграть роль вспомогательную, они отвлекут силы красных из столицы. Москву я разделил на два боевых сектора. Сходящимися ударами сил двух секторов мы должны разгромить разрозненное сопротивление красных войск, укрепиться на линии Садового кольца и повести оттуда наступление на центр города. Первоочередная цель — захват почты, телеграфа, правительственных зданий. Затем последует штурм Кремля. Конечная цель — арест Ленина и комиссаров.
Центр восточного сектора — Лефортово. Его силами командует Василий Александрович Миллер. Западный сектор входит в подчинение полковника Талыпина. Сергей Иванович в первую очередь должен позаботиться о захвате радиостанции на Ходынке, чтобы возвестить всему миру о падении Советской власти в Москве.
Ядро наших сил, господа, это восемьсот кадровых офицеров, кроме того, мы можем рассчитывать на некоторые войсковые части и курсантов. Оружие имеется в достаточном количестве, оно хранится в трех военных школах, находящихся под нашим влиянием, а также в тайниках, разбросанных по всему городу.
У меня все, господа.
Вопросов больше не последовало. Алферов поднялся со стула и на правах хозяина провозгласил тост:
— За удачу, за полное осуществление этого плана, за доблестного подполковника Ступина, его автора!
Гости Алферова по одному покидали квартиру, уверенные в своей удаче. Они не могли знать, что параллельно в Чека вырабатывался контрплан, основные идеи которого были предложены Ф. Э. Дзержинским.
Еще 12 сентября Щепкин признал на допросе, что найденные у него записи продиктованы им и предназначены для отправки в штаб Деникина. Но он отрицал связь с какой-либо военной группой. Однако из тех же документов явствовало, что такая связь существовала. И это вскоре было доказано. Чекисты из засады в доме Щепкина задержали А. А. Волкова — профессора института путей сообщения, оказавшегося дешифровщиком указаний, поступавших из штаба Деникина, П. М. Мартынова — бывшего офицера, инспектора Всевобуча, Г. В. Шварца — деникинского курьера.
На допросе Мартынов подтвердил, что «Национальный центр» непосредственно связан с заговорщической военно-офицерской организацией, так называемым «Штабом Добровольческой армии Московского района», которая считает себя частью Добровольческой армии Деникина и, естественно, построена по принципу военному. Участники заговора разбиты на подразделения, есть и разведка. В организации поддерживается воинская дисциплина и порядок. Мартынов дал и такое весьма ценное показание: вооруженное выступление в Москве намечено на вторую половину сентября. Больше он ничего не знал.
Кто возглавляет «Штаб Добровольческой армии Московского района»? Каковы его силы? Из каких источников Деникин получает информацию о Красной Армии? Все это предстояло выяснить Особому отделу ВЧК, с тем, чтобы предупредить, а точнее, упредить выступление контрреволюционных сил и разгромить их.
В одну из тревожных сентябрьских ночей 1919 года Феликс Эдмундович вызвал к себе Менжинского, Павлуновского, Артузова и других руководящих работников ВЧК.
— Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
— Вот взгляните…
На столе лежал листок, испещренный цифрами, — плод раздумий Феликса Эдмундовича. Менжинский и Артузов быстро пробежали глазами записи, обратив внимание на итог: один к десяти.
