Наперерез нам медленно идет самолет. Наша машина набирает скорость, насколько позволяет изуродованная колеями и ямами дорога. Редкий перелесок. С большими потугами полуторка преодолевает дорожное месиво, развороченные выбоины. Дорога сворачивает в сторону и выводит на край леса. С правой стороны обрыв. Что там внизу - не видно. Поднимаемся дальше. Показались силуэты людей в касках. Мы насторожились. Машину остановили. С Цараповым и Мишей скрытно пробираемся сквозь заросли, напрягаем зрение. Никого и ничего. Тихо возвращаемся к машине, едем в глубь леса.
Долго ждать не пришлось. По машине ударила автоматная очередь. Вновь останавливаем машину. Быстро спрыгиваем и залегаем возле нее. Автоматчики цепью медленно двигаются в нашу сторону. Подпускаем их ближе. Еще мгновение, подаю команду:
- А ну, по гадам!..
Выскакиваем из-за машины и забрасываем автоматчиков гранатами. Звуки разрывов эхом разносятся по лесу. Клубы дыма встают стеной. Всматриваемся сквозь завесу. Цепь врага разорвана. Однако кое-кто из автоматчиков пытается стрелять. Угомонили и их. Пули врага задели и наших. Раненный в ногу, Горностаев, не вылезая из кузова, прицельно бьет из винтовки, но получает ранение в грудь. Полежав немного, он поднимается с усилием и швыряет гранату в ползущих справа недобитых фашистов. Очередная вспышка огня, резкий гул разрыва прокатывается по лесу. С броском гранаты боец Горностаев падает замертво на дно кузова.
Дым... Невдалеке от машины валяются фашисты. Один какой-то очумелый попробовал ползти, но тут же уткнулся в грязь.
Тело связиста Горностаева похоронили на месте, где стояла полуторка. Маленький холмик обложили вокруг молодыми побегами хвои, как знак памяти о погибшем воине-ополченце. Что было у него в карманах - письма, записная книжка, - забрал с собой.
Пересекаем большак. Повалил мокрый снег. В лесу поутихло. Выхлопы машины. Вспаханная войной глина дороги. Машину приходится толкать. Немного в стороне, накренившись набок, одиноко стоит завязший в грязи трактор-тягач. Тут же валяется ржавая железная бочка. Осмотрев ее, обнаруживаем в ней лигроин.
- Вот, кстати, - обрадовался Комков.
- От голодухи рады и солодухе, - острит Миша, помогая шоферу наполнить бак.
- Теперь порядок! С автоматчиками разделались, горючего достали, только желудок нечем заполнить, хотя и повар при нас, - говорит Комков, запуская еще не остывший мотор. Полуторка, чихая, со стоном трогается с места. Мы ежимся от холода. Пилотки натягиваем на уши, лишь бы как-то укрыться от ветра и мокрого снега. Стучим ногами, засовываем руки в рукава, боремся с ознобом.
Холодный осенний рассвет. Земля затянулась тонкой снежной вуалью с черными разводами. Редкий молодой осинник. Дорога в глинистой слизи от мокрого снега. Машина буксует. В вязком кисельном месиве напрягаемся до изнеможения, чтобы вытащить грузовик, с огромным усилием, преодолевая лесные ухабы, выбираемся к полю, заполненному народам, автотранспортом, обозами. Деревня Стрешнево. Здесь идет эвакуация. За деревней изрытое бомбами поле. Люди обходят застрявшие машины. У сгрудившихся подвод перебранка, крики...
Утренний снегопад сменяется дождем, потом опять снегом. Дорога смешалась со вспаханным полем. Так разворотило ее движение людей, транспорта, перегон скота. Мужчины тянут телеги с грузом. Стучат колеса о края глубокой колеи, скрытой потоками луж. Хлюпает вода под ногами, мычит скот, блеют овцы. На руках изможденных матерей и возле них, вцепившись в их подолы, жалобно плачут дети. Эвакуируются люди, угоняют скот, увозят имущество. Оставшееся позади пылает пожарищем войны...
Так в течение нескольких дней и ночей, через болота и речки, лесные завалы и пласты мокрой земли, мимо немецких засад пробирались мы к своим. И добрались.
Машина, с помощью которой мы преодолели многие километры, помогла нам добраться до старинного русского города Белева. Здесь отходящие воинские части рассредотачиваются по новым участкам обороны. Мы сдали раненых в санчасть и вошли в ближайший дом. Наши желудки безотлагательно требовали какой-нибудь пищи. В доме жила пожилая учительница средней школы. Она пригласила входить смелее, предложила горячий обед. Час отдыха, и мы простились с гостеприимной хозяйкой. Она по-матерински пожелала нам боевого счастья.
На улице, заполненной военными, мы разыскали свой батальон. Это был для нас радостный день. А спустя некоторое время мы участвовали в наступательных операциях, в разгроме врага.
Раненого Листратова после оказания ему первой помощи направили в город Ефремов, оттуда в Тамбов, а затем в Ташкент.
После многих месяцев лечения он был выписан из госпиталя как инвалид войны. Здоровье уже не позволило ему вернуться в действующую армию. Много лет после войны Николай Андреевич Листратов проработал в Министерстве путей сообщения. Дружба наша продолжалась и после войны, и при встрече мы всегда вспоминали испытание первым боем.
Москва в октябре
Из Белева наш батальон был направлен в село Васильевское, что стоит возле шоссе Москва - Серпухов. Оно удивительно напомнило мне родное село в Ивановской области. На войне мы все как-то особенно остро чувствовали тоску по местам, где прошли наше детство и юность. Разглядывая Васильевское, я вспоминал широкую крестьянскую улицу Ерлыкова, добротные дома, покрытые железом или дранкой, окна, украшенные узорчатыми наличниками. Перед каждым домом за резной оградой палисадники. В них сейчас кусты сирени, акации, березы перламутровой белизны с темными кольцами по стволу, с поникшими ветвями. На задворках огороды, погреба, похожие на скворечники, опирающиеся двухскатной крышей на землю. Рядом маленькие избушки с глазком-оконцем - бани.
Как приятно было летом ночью спать в сарае на свежем сеновале. Положишь подстилку в норку, вырытую в ароматном луговом сене, что-то накинешь на себя и погрузишься в крепкий сон. Чего только не увидишь во сне, как в сказке, пока тебя не разбудят ранние петухи или заботливый отцовский голос. На краю усадьбы - навес колхозного тока.
Где-то моя семья, что думают обо мне? - рассуждал я вслух сам с собой, стоя вместе с друзьями-ополченцами возле большака и приводя в порядок нехитрое снаряжение. Мои думы как бы передаются остальным.
- Ничего, не горюй! У меня те же нелегкие мысли, - со вздохом, почти шепотом говорит еще один наш политрук, вчерашний электрик. Да и наш техник-строитель в недавнем Андрей Ульчук все время вспоминает родителей и свою подругу, с которой не успел оформить семейные отношения в загсе. К общему огорчению, многое у нас осталось незавершенным в личной жизни, в производственной, в творческой.
