Нельзя было терять ни секунды.
Анатолию сперва не удавалось бросать магнезит, не рассыпая его. Товарищи его надеялись, что со временем приобретут навык. Но Толя не ждал. Во время обеденного перерыва он тренировался на дворе, бросая с лопаты снег в круг, нарисованный углем на стене. С каждым разом отходил на большее расстояние. Ребята подшучивали над такой «практикой», но, увидя, как ловко он кидает магнезит, опередив всех сверстников, тоже стали практиковаться по его примеру.
Кучин сказал ему однажды:
— Есть у тебя искра, Тоша. Сталевар из тебя выйдет добрый. Вырастешь, станешь на мое место.
— Я дальше пойду учиться, Иван Алексеевич.
— Кем же ты хочешь быть?
— Красным командиром. Летчиком!
— Что ж, иди… У тебя черепок варит.
— Не расстраивайтесь, Иван Алексеевич. Мое сталеварство не пропадет. У вас я прохожу настоящую школу. Мастерством овладею все-таки. И рука упражняется, и глазомер будет такой, какой нужен воздушному стрелку. И мускулы… Потрогайте, какие у меня мускулы.
Кучин думал про себя: «Врешь, меня не обманешь. Прирожденный сталевар. Есть у тебя искра, брат».
Вспоминая об этих днях через много лет, Иван Алексеевич говорил:
— Работал у меня Толя Серов. Сперва третьим, потом вторым подручным. Вот был парень! С полуслова понимал. Слегка только знак подашь, он уже делает, как надо. К выпуску плавки, бывало, заранее приготовит — и магнезит и доломит. Заправочный материал на месте. И на малых печах гребками орудовал исправно. Вникал! Интерес у него был к работе, к самому искусству нашего дела. Силы в нем было, я вам скажу, только давай работу, он сам радовался, когда мог на дело потратить ее — сила в нем так и кипела. Неуемный парнишка. И такой славный, открытый, такой сердечный, будто светится весь. Как вспомню… с ним работать было ну, вроде как праздник. Я даже беспокоиться стал, как бы он не ушел с завода, не бросил меня. Я ему шутя говорю, бывало, такие, мол, веселые в моряки идут. А он все свое: буду летать. Никак не мог я отвести его думу от этой профессии. Он еще в детстве «летал» с крыши на самодельном аэроплане, чуть не убился. Видя, что скучаю я от этих разговоров, он замолкал. Будто забыл про этот предмет. Но вот обратно в двадцать девятом напомнил про свое решение…
Конечно, Толя не целиком ушел в изучение своего дела. Он был живым, озорным, веселым и общительным парнишкой и участвовал во всех играх и затеях молодежи вне занятий в цехе и в классах ФЗУ. Во всем он стремился выйти вперед, сделать лучше, раньше, чем другие. В постоянном соревновании с ровесниками не забывал помогать им, тянуть вперед, приходил на помощь по первому слову.
Мечта об авиации не затухала в его душе. Бережно хранил он первые книжки о полетах, вырезки из журналов, еще ранее собранные им. Физически тренировал свое тело, чтобы сбить лишний жир, — он был толстоват, а знал, что в авиации нужны легкие, мускулистые парни. Он знал, что в авиацию берут лучших, и стремился быть одним из передовых во всем.
Когда-то, еще маленьким (хотя и теперь он еще был не взрослым), видел он пролетающий самолет. Помнил его все время, снова переживая свое тогдашнее волнение, будто он сам летел. Но ему довелось теперь близко увидеть агитсамолет, который пролетел над Надеждинском и приземлился неподалеку от города. Первыми заметили его ребята и гурьбой понеслись на место посадки. Потом прибежали и взрослые, беспокоясь, не случилось ли беды, не нужна ли помощь экипажу.
Летчик провел митинг, посвященный молодой советской авиации. После митинга он позволил желающим подойти ближе к машине, объяснил ее устройство. Вот он собрался в обратный путь. Слушатели пожелали ему счастливого полета и обещали послать в авиацию кого поумней среди молодежи. Толя бросился к летчику:
— Мне можно научиться?
Летчика пленили доверчивые, ясно лучившиеся глаза паренька.
— А ты хочешь?
— Да!
— Ну, забирайся, покажу тебе машину.
Толя не стал ждать вторичного приглашения. В несколько минут облазил самолет, посидел в кабине пилота, подержался за ручку управления! Вот было счастье — испытать это первое прикосновение к ручке, впоследствии ставшей как бы слитой с его существом! Наконец, летчик приказал ему покинуть самолет. Толя выпрыгнул, переполненный чувством радости и надежды: объясняя устройство машины, пилот расспрашивал его, с интересом слушал о первом «полете» на самодельных крыльях, об учебе в ФЗУ, о занятиях спортом и по этой части дал и свои советы. Потом он крикнул окружающим, чтобы отошли от машины подальше. Завертелся винт, поднялся вихрь, летчик высунулся из кабины, помахал рукой, а Толе крикнул:
— Серов! До скорой встречи!
Самолет покатился по земле, набирая скорость. Вот он оторвался от земли и потянул вверх, выше, выше!..
Ребята бежали по полю, махая руками и возбужденно крича из всех сил. Самолет скрылся.
Толя возвращался в город, слыша еще голос летчика: «До скорой встречи» и веря его словам, как клятве. В душе он уже давал клятву — летать, летать!
Стояли безветренные морозные январские дни. Толя после работы, уже к вечеру, шел на лыжах к лесу — до Ауэрбаховского рудника. Сзади послышался лыжный скрип. Нагонял Виктор, донбассовец-металлист, с которым Анатолий завел уже крепкую дружбу. Они пошли рядом. Виктор впервые стал на лыжи на Урале: в Донбассе этот спорт не был развит.
— Где ты был вчера? Я искал тебя на собрании.
— С ребятами. Ходили по улицам почти до утра, кидались в снежки, в снегу валялись, не скучали. На собрание не пустили. Ведь я не комсомолец еще.
— А я-то считал…
— Я ходил на собрания и делал, что поручали. А вчера было закрытое. Я даже обиделся немножко. Хотя понятно. А что было, какой вопрос?
— Так я тебе и выложил сейчас! — засмеялся Виктор. — Тебе самому пора вступать в комсомол.
— Все ясно. Завтра же вступлю. Мне Никола Сухоруков дает рекомендацию.
— Завтра еще не примут. Потолкуй с вашим секретарем ячейки.
— Непременно. И пускай мне работы дают побольше. Ты им скажи, Виктор.
— Да уж навалим, только неси. Тебе и полезно. На другой же день Толя говорил со Свиридовым, идя с ним по узкому деревянному тротуару вдоль снежных сугробов.
— Я тут написал, — застенчиво проговорил Серов, доставая бумагу. Возьми заявление.
— Что ж на улице-то? — улыбнулся Свиридов. — В комитет приходи, поговорим как следует.
— Нет, давай здесь.
Шли некоторое время молча. Анатолий сказал:
— Я всегда считал себя комсомольцем.
— Для комсомола ты, пожалуй, мало подготовлен. Правда, учишься неплохо, в цехе на хорошем счету. Да вот слишком уж спортом увлекаешься, а газет не читаешь.
