Чтение время от времени прерывалось пением, которым руководила какая-то студентка с гитарой в руках, обладавшая очень приятным голосом.
Песни были очень знакомые, такие как «Ветерок траву качает», «Яасэ Шалом», «Одолеем, одолеем…» и, разумеется, «-Гуне ма тов».
«Интересно, а заявки на этом концерте принимают?» — спросил я шепотом Барбару, за что заработал еще один удар локтем в ребро.
Почитав и попев таким образом около сорока пяти минут, аудитория замолчала, и наступила очередь раввина. Он прочитал проповедь, в которой говорилось, главным образом, о применимости иудаизма к современным вопросам и проблемам.
Он напомнил, что некогда Тора, этот свод этических откровений, возникла как ответ на жгучие вопросы, стоявшие перед древними израильтянами. Задача евреев сегодня, заявил он, состоит в том, чтобы воссоздать эти древние этические рамки таким образом, чтобы, опираясь на них, можно было преодолевать текущие трудности.
Его красноречивая проповедь продолжалась около тридцати минут, после чего опять, на этот раз минут на пятнадцать, возобновилось пение гимнов.
Ровно в двенадцать президент снова появился на сцене. Он поблагодарил всех собравшихся и пригласил их вновь посетить Центр в Йом Кипур.
По пути домой я спросил Барбару, как ей понравилось это Б-гослужение.
«Немного непривычно, — ответила она. — Они практически не говорили на иврите. Некоторые отрывки были очень неплохими, но, в целом, служба показалась мне бессвязной чередой кусков и фрагментов. Не было ничего такого, что задело или тронуло бы меня. А ты что скажешь?»
«Мне казалось, что я сижу на университетской лекции, — сказал я. — И потом, я не нахожу, что все эти новые молитвы, которые они придумали, лучше старых. Но я должен отдать им должное — они открыли свои двери всем желающим и постарались, чтобы каждый чувствовал себя хорошо.»
В ТОТ ВЕЧЕР, покончив с ужином и уложив Хсин-Мей спать, Барбара надолго задумалась.
«Сегодня утром, в синагоге, — сказала она, наконец, — я вдруг подумала, что мы с тобой евреи просто потому, что наши родители евреи и их родители тоже были евреями… Но ведь это не относится к Хсин-Мей, правда? Я помню, нас учили в школе, что евреем является лишь тот, у кого мать еврейка, и я подумала, что хоть мы с тобой и не знаем, кем была мать нашей Хсин-Мей, но уж еврейкой-то она наверняка не была.»
«Иными словами, ты хочешь сказать, что мы с тобой евреи, а наша Хсин-Мей — нет?»
«Вот именно! И дело еще осложняется тем, что она китаянка. Достаточно будет на нее взглянуть — никто никогда не поверит, что она еврейка.»
Я понял, что Барбара права.
«Что же мы, по-твоему, должны сделать?»
«Я думаю, проще всего обратить ее в иудаизм. Я не знаю толком, что для этого требуется, но раз мы с тобой оба евреи, то, наверное, это не очень сложная процедура.»
«Да, но к кому нам обратиться? Мы здесь так недавно, никого еще толком не знаем…»
«Я думаю, нам нужно обратиться к ортодоксальному раввину, — решительно заявила Барбара. — В этом случае никто не посмеет усомнится в том, что Хсин-Мей еврейка — ведь ее обращение будет одобрено самой строгой, самой традиционной ветвью иудаизма! «
«Я надеюсь, что хоть одна ортодоксальная синагога в городе есть, — сказал я, протягивая руку за телефонным справочником. — Ага, вот оно — Синагоги — Еврейские — Ортодоксальные! Община Шаарей Эмет. Смотри, какое забавное совпадение! Почти все общины в этом городе имеют сходные названия. Община, где мы с тобой были сегодня, называется Ор Эмет — «Свет Истины»; та, которую я нашел в справочнике, — Шаарей Эмет, «Врата Истины»; а рядом с ней зарегистрирована еще одна, консервативная, община — так она называет себя Бней Эмет, то есть «Сыны Истины». Каждый претендует на то, что именно он открыл самый надежный путь к истине.»
Я ухмыльнулся — это было и впрямь забавно.
«Интересно, а в чем действительно состоит истина?»
Глава 3. Ортодоксальный раввин из общины Шаарей Эмет
СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ Рош-а-Шана я связался с ортодоксальным раввином из общины Шаарей Эмет. По телефону он показался мне не слишком общительным, но, тем не менее, согласился встретиться с нами после праздников, так что мы сразу же договорились о свидании.
Раввин встретил нас в своем рабочем кабинете — маленькой комнатке, где буквально каждый квадратный дюйм площади стены был занят книгами. На столе лежал огромный раскрытый фолиант. Возраст рабби Бергера было трудно определить, так как почти все его лицо покрывала густая темная борода внушительного размера. Вероятно, ему было около сорока лет.
Он предложил нам сесть, и я объяснил, что мы хотели бы обсудить с ним вопрос об обращении нашей приемной дочери в иудаизм. Попутно я изложил ему всю историю Хсин-Мей. Поскольку мы с женой евреи, продолжал я, то вполне естественно, что нам хотелось бы, чтобы и наша дочь была еврейкой.
Рабби Бергер слушал меня внимательно. Когда я закончил свой рассказ, он стал расспрашивать нас о нашем еврейском прошлом. Барбара изложила ему то немногое, что перепало нам по части еврейского образования, попутно упомянув, что мы с ней не очень соблюдаем традиции, но — оба — глубоко и серьезно ощущаем свои еврейские корни.
Выслушав Барбару, рабби откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок. После продолжительного молчания он произнес:
«По-видимому, вы понимаете, что ребенок, родившийся от нееврейской матери, по еврейскому закону считается неевреем. Тот факт, что вы удочерили вашу девочку в полном согласии с гражданским законом, и что вы оба евреи, не меняет ее религиозного статуса. Она не еврейка, потому что кровные и родственные связи не могут быть ни расторгнуты, ни созданы по желанию людей. Приемный ребенок сохраняет тот же статус, что и его биологические родители.»
«Извините меня, рабби, — вмешалась Барбара. — Почему вы говорите о “родителях”, а не просто о матери? Мне всегда казалось, что только еврейство или нееврейство матери определяет религиозный статус ребенка.»
Рабби согласился, что, в общем, это действительно так. Тем не менее, существуют специфические еврейские особенности, которые ребенок наследует от отца.
«Например, если биологический отец ребенка является ко-геном или левитом, — сказал рабби, — а приемный отец им не является (или наоборот), ребенок сохраняет тот же статус, что и его биологический отец.»
«Но как же быть в нашем случае, — спросил я, — когда оба родителя вообще неизвестны? Как можно с уверенностью утверждать, что биологическая мать нееврейка? В конце концов, в свое время существовали вполне аутентичные китайские евреи!»
