— Да, сэр, есть, сэр, — успевал он кричать в трубку, — выключите, черт возьми!..
— Боже, что это? — прошептал недоумевающий Ширли. Мужчина в черном плаще вернул рычаг в обратное положение. Казалось, больше ничего не произойдет. Но неожиданно поднялся шторм, волны вздымались все сильнее, обрушиваясь на берег и унося в бурлящие воды потерявших сознание солдат.
Через несколько минут произошло невозможное. Сначала появилась тень. Она вибрировала, вокруг происходили вспышки, а потом вновь над океаном образовалась зеленая дымка. Все вокруг как завороженные смотрели на нее. Сквозь туман проступали очертания корабля, по форме напоминающие «Элдридж». Дымка окончательно развеялась, и перед ними вновь стоял исчезнувший эсминец. Он горел, на нем происходили взрывы. Ширли завизжал.
На другом конце света за долю секунды
Крюгер летел на боевое задание. Его руки дрожали, хотя он уже не в первый раз летел в Лондон. Еще совсем недавно полеты над Королевством казались безопасными, но сейчас все резко изменилось. Военная мощь Германии еще пару лет назад существенно превосходила жалкие силы Британцев. Крюгер больше тысячи раз пролетал над Королевством, и его не страшили ни британские перехватчики, ни эсминцы с противовоздушным оружием: он — ас, каких в Британии не могло быть. «Когда-нибудь долечу и до Америки», — смеялся он.
Пролив штормило. Крюгер готовился к «теплой встрече», открыв люк для бомбометания и приготовив пулеметы. На поверхности — ни души, радар молчал. Но внезапно прямо по курсу появился американский эсминец. Откуда?! Как это он не заметил? Почему заклинило компас?! Радар обезумел! Эсминец окружала страшная зеленая дымка. Времени на раздумья не оставалось, Крюгер сдавил гашетку. Ответного удара с корабля не последовало. Самолет влетел в зеленоватый туман. Крюгер закрыл глаза. Неизвестно, сколько он был без сознания, но когда оно вернулось к нему, его взору предстала база Норфолк. Он много раз видел ее фотографии, мечтал изуродовать ее немецким «сюрпризом».
«Как я тут оказался? — подумал он — На другом конце света?…» Никто не ответил, только снаряд прошил крыло, и «мессершмитт» ударился о волны. Шторма не было, кругом стояла тишина.
Вслед за эсминцем появился немецкий самолет. Эйнштейн не мог вспомнить, что произошло потом. Снаряд угодил в крыло, и «мессершмитт» рухнул в воду. Шторм прекратился, будто бы его и не было, только покачивались волны. Эсминец стоял там же, где и в начале эксперимента. Он горел. К нему стремились другие корабли.
Ширли лежал на полу без чувств. Джонс, словно зомби, смотрел в пустоту. Присутствие духа сохранил лишь мужчина в черном плаще. Он что-то говорил в трубку, попутно записывая на бумагу какие-то закорючки. Военные не верили, что итогом эксперимента станет телепортация. Они наивно полагали, будто это — лишь опыты с невидимостью. Это так, но иногда вещи становятся невидимы даже для нашего пространственно-временного континуума. «Мы его разорвали. А откуда появился «мессершмитт»? Потом установят… Наверное, корабль оказался у побережья оккупированной нацистами Франции. Шторм…». Мысли вертелись в голове Эйнштейна с ужасающей скоростью. Он всё думал и думал.
— Что случилось с командой? — внезапно закричал физик по-немецки и выбежал на улицу. Никто его не задержал, словно все забыли о секретности. Недалеко на носилках лежал генерал, окруженный медиками. Он, как рыба, выброшенная на берег, судорожно глотал воздух. С ним, видимо, произошло то же, что и с солдатами. «Мы все бессильны по сравнению с законами природы, — думал физик, — какими бы высокопоставленными не были…»
Спустя несколько дней Эйнштейн в сопровождении офицеров вернулся домой. Впервые за много лет его охватил страх. Что же люди натворят, используя его теории?! Насколько безумным станет оружие на основе экспериментов по телепортации?! Итог оказался плачевным. Никто из команды не выжил. Немногих, кто еще был в сознании, доставили на берег, но допросить не удалось. Им было очень плохо. Они кричали, пытались бежать, говорили что-то бессвязное. Эйнштейну особенно запомнилась одна фраза: «Они похожи на нас, они похожи на нас…». Она принадлежала молодому юнге. А потом все, один за другим, умирали. Столь страшной смерти не приходилось видеть ученому никогда. Эксперимент унес жизни нескольких сотен человек. Это и экипаж, 150 человек, и офицеры, находившиеся на пирсе. Никто не догадывался об опасности, в том числе и сам Эйнштейн.
Что произошло? Почему, оказавшись под влиянием этого облака, они умирали? Да и что оно собой представляет? Картина постепенно вырисовывалась, со временем все стало на свои места. Факты связались воедино, но появившаяся гипотеза еще больше шокировала. «Мир безумен, раз у него такие законы», — подумалось тогда физику, но он заблуждался. Человечество готовилось совершить куда более страшное безумие, невольным участником которого он уже стал…
Марго… Альберт ее удочерил. Так было нужно. Это их последний с Милевой ребенок, родившийся уже после развода. Милеву вместе с «прошлой жизнью» он не хотел вспоминать, К счастью, он больше никогда в жизни не видел ее. Но дети настаивали на встрече. Их было трое: Ганс Альберт, только поступивший в университет, когда Альберт «сбежал» к кузине, Эдуард, превратившийся в представительного юношу, и… впервые в жизни он увидел Марго.
Минуло более 10 лет с тех пор, как он расстался со своей «волшебницей». Иногда он получал письма сыновей, извещавших именитого отца о болезни матери, ужасающей нищете, в которой им приходилось жить. Как она не вязалось с той красивой жизнью, которую теперь вел он! Не читая, он прятал письма в корзине для мусора.
Но все изменилось в одночасье. Как странно было видеть их, всех троих, уже почти взрослых людей, поддавшихся тяге наконец увидеть своего отца.
— Почему ты забыл о нас? — гневно спросил Ганс.
— Почему ты выбросил нас из своей жизни? — обиженно вторил ему Эдуард.
Марго только плакала.
Что он мог ответить? Сказать, как боялся, что Милева отберет его «заслуженную» славу?… Или признаться, что в его картине мира им не оставалось места? Он любил. Любил мир, людей, природу в целом, но в отдельности никто и ничто его не волновало и не интересовало по настоящему.
Эйнштейн не ответил; он только долго смотрел на детей, а потом заплакал. Мимо шли люди, и никто не узнавал в рыдающем господине величайшего физика двадцатого столетия…
