Что я говорю, безумец? (фр.)
Изгнанник на земле, отечество мое – могила. (фр.)
Я погасил на ее могиле лютую ненависть,
я снова увидел ее прелестной и забыл ее виновную.
Раньше только она одна умела сделать прекрасной
мою жизнь,
могила с ее прахом хранит мою любовь. (фр.)
Эти два стиха – перевод двух стихов г. Карамзина (фр.).
Карамзин Н. М. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1966. С. 207.
Там же. С. 395 (комментарий Ю. М. Лотмана).
Вацуро В. Э. Французская элегия XVIII–XX веков и русская лирика пушкинской эпохи // Французская элегия XVIII–XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры. М., 1989. С. 28.
Модзалевский Б. Л. Декабрист Барятинский и его стихотворения. С. 9.
Эти новые боги не будут никогда обладать
ни моей дерзостью, ни моими стрелами.
Эта надежда, единственная,
может осушить источник моих слез.
– Ах, бедное дитя! как мне тебя жаль.
Говорю я ему, – да, я согласен:
у них нет ни твоих стрел, ни твоей злости;
но, поверь мне, глаза их матери —
более точные стрелы, чем твои. (фр.)
Минерва обнимает Богиню,
радуясь этому прелестному проекту,
согласие было достигнуто: – и Варенька родилась. (фр.)
Его подвиги давно возвеличили нашу историю;
Вы ему обязаны рождением, мы – нашей славой. (фр.)
Он выиграл меньше сражений,
чем вы одержали побед. (фр.)
Ср. у Пушкина в «Евгении Онегине»:
Когда блистательная дама
Мне свой in-quarto подает
И дрожь и злость меня берет,
И шевелится эпиграмма
Во глубине моей души,
А мадригалы им пиши. (Гл. 4, ст. XXX)
Некоторые авторы утверждают, что эта ода аллегорическая: прекрасная Елена, по их мнению, Клеопатра, а Парис – сладострастный Антоний и т. д. (фр.)
Гнедич Н. И. Стихотворения. Л., 1956. С. 310.
Жаргончик небольшого кружка (Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник, Статьи. Л., 1979. С. 475).
Ивашева Е. П. К биографии П. Н. Ивашева – отца декабриста // Сибирь и декабристы. Иркутск, 1981. Вып. 2. С. 119–132.
Современники почти единодушно отмечают мягкость и благородство характера Ивашева. Даже не расположенный к декабристам старик Греч вынужден был признать в своих воспоминаниях, что Ивашев «пользовался во Второй армии репутацией самого благородного человека» (Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 303). Свояченица Ивашева Луиза Ле-Дантю писала о нем после разгрома восстания: «Теперь он тысячу раз интереснее и тысячу раз достойнее сожаления, потому что именно его прекрасный и благородный характер вовлек его в несчастье» (Буланова О. К. Роман декабриста. В. П. Ивашев и его семья. М., 1933. С. 110).
Решко Е. К. Неизвестная элегия В. П. Ивашева «Рыбак» // Литературное наследство. М., 1956. Т. 60. Кн. 1. С. 587.
Буланова О. К. Роман декабриста. С. 10.
Известна лишь небольшая элегия «Рыбак» (см.: Решко Е. К. Неизвестная элегия В. П. Ивашева «Рыбак». С. 587–594) В воспоминаниях Д. И. Авалишина приводится отрывок из сатирического стихотворения, посвященного неудачному походу И. И. Дибича на Варшаву в 1931 г. (Завалишин Д. И. Записки декабриста. С. 273). Декабрист А. Е. Розен сообщает, что Ивашев в Сибири работал над поэмой «Стенька Разин» (Розен А. Е. Записки декабриста. С. 117).
Любезный ленивец, беглец Пермеса. (фр.)
В одном из своих сибирских писем к И. И. Пущину Ивашев назовет себя «записным ленивцем» (РГБ ОР. Ф. 243. Картон 2 № 3. Л. 1).
Чтение, возможно, имеет утешительную прелесть,
но должно ли оно, как мачеха, сковывать талант.
Говорят, что тебя видели, погруженного в твои книги,
что твое одушевление погасло, что твое пианино тебя не слушается. (фр.)
Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма. С. 9.
Розен А. Е. Записки декабриста. С. 117.
Восстание декабристов. Т. 12. С. 264.
На следствии Барятинский неоднократно заявлял об отсутствии у него интереса к политике: «Никогда политикой не занимался и даже никогда не читаю газет» (Восстание декабристов. Т. 10. С. 272). Разумеется, верить подобным признаниям на следствии трудно. Однако речь идет именно о политической теории, следов знакомства с которой Барятинский не оставил. Его неудачная попытка перевести «Русскую правду» Пестеля на французский язык (Там же. С. 269–270) скорее подтверждает, чем опровергает это признание. Политические взгляды Барятинского, видимо, ограничивались нравственным неприятием крепостничества и деспотизма, что отнюдь не исключало его активности как практика декабристского движения.
La Fontaine. Contes et nouvelles. Paris, 1811. P. 114–116.
Любовник под видом честного слуги входит в доверие.
Чтобы смыть позор со своей седой главы,
супруг ждет хитреца под грушей…
Но к удовольствию всех троих твой стих гибкий и острый,
обманув супружеский гнев Сира Бона,
украсил его радостный лоб неизбежными рогами (фр.)
La Fontaine. Contes et nouvelles. P. 31–35.
Как хорошо ты умел, наконец, звучным языком,
передающим с искусством его (т. е. Лафонтена)
игривые творения,
перекладывать на наши нравы судьбы мужей (фр.)
Голова небрежно опирается на руку,
твой взгляд устремлен на какую-то открытую книгу;
другая рука простирается в неизбежном бездействии,
пальцы машинально постукивают,
искусное вступление в бесполезном такте
на блестящей поверхности неподвижного стола. (фр.)
См.: Рудницкая Е. Л. Феномен Павла Пестеля.
Восстание декабристов. Т. 10. С. 279.
