ни минутой больше, ни минутой меньше.
Отдохнув, в течение получаса, возвращался в рабочий дворец. И к вечеру, часам к пяти, где бы он ни был, в Эр-Рияде, Та’и-фе или Джидде, непременно покидал город и выезжал в пустыню.
Файсал стал королем в возрасте около 60 лет. Любил беседовать с друзьями детства, Файсалом и Фахдом, сыновьями Са’ада ибн ‘Абд ар-Рахмана, и с Мухаммадом ибн ‘Абд ал-‘Азизом, самым близким ему братом. Чаще всего именно они выезжали вместе с ним по вечерам за город, чтобы поговорить, сидя на песчаных дюнах, о прожитых годах, поделиться воспоминаниями о днях минувших, а потом вместе и помолиться.
Именно Мухаммад должен был стать наследным принцем после восшествия на престол Файсала. В 1964 г. ему исполнилось 54 года. Он был на два года старше Халида, и на 10 лет старше Фахда, двух следующих по старшинству братьев. В семействе Аль Са’уд принца Мухаммада ибн ‘Абд ал-‘Азиза побаивались и уважали. В народе его называли Отцом двух дьяволов — огненного темперамента и острого языка. Врагов семейства Аль Са’уд он, по словам хронистов, уничтожал с корнем. И примером тому — его участие в подавлении в 1929 г. мятежа ихванов. Ноша министра, наследного принца, а тем более монарха, его тяготила. Он хотел быть свободным, от всех и вся; заниматься только тем, к чему лежала его душа. В беседах с братом Файсалом не раз сказывал, что, несмотря на старшинство, по сравнению с их младшими братьями, Халидом, Фахдам, ‘Абд Аллахом и Салманом, он никогда не станет королем. И все потому, что едва ли сможет перенести все те советы насчет того, как быть и что делать, которые будут давать ему многочисленные советники, секретари и министры. Это, — во-первых. И, во-вторых, что офисная жизнь ему не по душе, что любит он пустыню, бедуинов и их шатры, охоту на дроф и газелей с ловчими птицами, скачки на лошадях и гонки на верблюдах. Я — не политик, говорил он, я — сын пустыни с ее унаследованными от предков правилами жизни и обычаями в мирное и военное время.
И поэтому, взойдя на трон, Файсал с согласия Мухаммада назначил наследным принцем их брата Халида, второго сына ‘Абд ал-‘Азиза от его жены Джавхары бинт Муса’ид ал-Джилуви. Сам же Халид, как вспоминал Рашид Фараон, согласился принять сделанное ему предложение, в обход Мухаммада, только по настоянию семейства Аль Са’уд. Видеть наследным принцем, а со временем и королем Отца двух дьяволов большинство из них желания не испытывали — побаивались его крутого нрава. И очень обрадовались, когда и сам он не захотел этого.
Принц Халид, человек спокойный, уравновешенный и благочестивый, как пишет о нем Роберт Лейси, резко отличался от принца Мухаммада. Ему были присущи высоко ценимые арабами Аравии качества переговорщика и посредника в урегулировании споров и разногласий. Поэтому именно Халиду король ‘Абд ал-‘Азиз Аль Са’уд и доверил в 1935 г. ведение переговоров с Йеменом по вопросу о перемирии. Да и сам Файсал, как отмечают исследователи истории королевства, хотел видеть своим заместителем больше Халида, который сопровождал его во многих загранпоездках, нежели Мухаммада.
И весной 1965 г. Халид согласился стать наследным принцем и заместителем премьер-министра, но при условии, что интересно, чтобы оставалось у него «время от политики» и на увлечения — на лошадей и ловчих птиц. Исполнилось ему в ту пору 53 года. Роль Халида — в силу присущих ему качеств — состояла, по выражению хронистов в том, чтобы «залечивать раны в семействе Аль Са’уд», полученные в годы раскола, пришедшиеся на время правления в Саудовской Аравии короля Са’уда.
Став наследным принцем, он часами просиживал на встречах (маджалисах) с членами правящего семейства, старейшинами его колен, выслушивая их жалобы и пожелания. А затем обсуждал все это по вечерам во время бесед с Файсалом, когда тот где-то часов в девять возвращался из пустыни и еще два часа проводил в своем рабочем дворце.
В 11.30 вечера собирался внутрисемейный совет, представленный лицами из ближайшего окружения короля Файсала — братьями-принцами Халидом (наследным принцем), Фахдом (министром внутренних дел) и Султаном (министром обороны и авиации), а также его дядей Муса’идом ибн ‘Абд ар-Рахманом и Камалем Адхамом (руководителем службы безопасности).
Любимым отдохновением от дел государевых были для короля Файсала касыды придворного поэта Кана’ана ал-Хатиба. Его работа заключалась в поэтических выступлениях на официальных торжествах по случаю национальных и мусульманских праздников и на приемах иноземных гостей (42).
Король Файсал слыл знатоком древней арабской поэзии, и сам слагал стихи. Во время одной из вечерних посиделок с «мужами учеными», с известными в королевстве собирателями аравийской старины и «златоустами», то есть с поэтами, один из сочинителей од и касид предстал перед ним, в то время наследным принцем, и протянул ему свиток. «Что это?», — поинтересовался Файсал. «Это — мое сочинение в Вашу честь», — ответил он. Дело в том, что по сложившейся в Аравии традиции, у каждого племени и у каждого семейно-родового клана, управлявшего тем или иным уделом на полуострове, состоял на службе поэт (ша’ир). Он прославлял достоинства своего вождя и правителя, равно как и дела, ратные и мирские, своего племени и того удела, в котором оно обитало, и ширил тем самым славу о них.
Король ‘Абд ал-‘Азиз Аль Са’уд к прочтению поэтами стихов в его честь на встречах с шейхами племен либо с городской знатью относился не только как к традиции, унаследованной от предков, но и как к норме королевского протокола. И одаривал поэтов щедро. И даже если поэт замечал, что во время прочтения им стиха король начинал подремывать, устав за день от исполнения дел государевых, то и тогда не испытывал никаких беспокойств. Точно знал, что вознагражден им будет непременно.
Король Са’уд, в отличие от отца своего, к поэзии был равнодушен. И даже, как говорят, побаивался того, как он и восхваляемые поэтами труды его будут смотреться на фоне деяний легендарного отца его, действительно, в истории королевства ярких и эпохальных. И поэтому до конца оды златоустов своих не выслушивал. Ввел, как шутили братья короля, новшество. Заключалось оно в том, что после первых же произнесенных пиитами строк из сочиненных ими хвалебных од в его честь, он тут же прерывал их и, улыбаясь, отправлял за вознаграждением в казначейство. За годы правления Са’уда поэты к такому обращению короля к стихам их привыкли. И поэтому творенья их были, как правило, короткими.
Так вот, стихотворец тот, с которым вступил в разговор Файсал, лукаво спросил, заинтересует ли
