Въ тотъ же день состоялся парадъ и смотръ всѣмъ войсковымъ частямъ, собраннымъ въ Самару, которые подлежали отсылкѣ на Дальній Востокъ... Это было грандіозное зрѣлище. На огромномъ плацу, въ видѣ широчайшаго каре, по всѣмъ четыремъ его сторонамъ, были въ нѣсколько рядовъ, шпалерами, выстроены многочисленныя войска. Государь, верхомъ на привезенной съ собой любимой своей лошади — темно-караковой съ бѣлой лысиной на головѣ, въ окруженіи многочисленной Свиты и сопровождавшаго его В. Кн. Михаила Александровича, бывшаго еще въ то время Наслѣдникомъ,** появился въ серединѣ каре, встрѣченный восторженнымъ „ура” всей публики. Разставленные въ разныхъ мѣстахъ полковые оркестры играли нашъ россійскій гимнъ. Его Величество объѣзжалъ воинскіе ряды при несмолкаемыхъ оваціяхъ, раздававшихся вперемежку съ оркестрами.
Впечатлѣніе отъ всей этой величественной картины, отъ всего торжественнаго патріотическаго подъема, было исключительно сильное; изъ публики, вперемежку съ восторженными возгласами, раздавались громкія рыданія... Я самъ еле могъ съ собой справляться: меня всего трясла нервная внутренняя дрожь. Государь особо напутствовалъ и благословлялъ иконой каждую воинскую часть.
Въ концѣ торжественнаго смотра произошелъ памятный эпизодъ, всѣхъ насъ тогда взволновавшій. Не успѣлъ Его Величество кончить объѣздъ воинскихъ рядовъ, какъ изъ строя вдругъ выскочилъ бородатый солдатикъ и бѣгомъ направился прямо къ Государю. Ему тотчасъ же преградилъ путь подскакавшій вплоть къ нему съ обнаженной шашкой В. К. Михаилъ Александровичъ... Солдатикъ упалъ на колѣни и поднялъ руку съ какой то бумагой. Оказалось, что призванный на службу запасный, недовольный дѣйствіями своего Воинскаго Присутствія, надумалъ подать жалобу лично самому Государю... Его немедленно окружили и арестовали, но Его Величество повелѣлъ его простить.
Государь спѣшилъ съ отъѣздомъ изъ Самары, и въ нашемъ новомъ домѣ, къ глубокому моему сожалѣнію, не остановился. Губернаторъ Брянчаниновъ, сопровождавшій Государя при объѣздѣ города, проѣзжая по с улицѣ изъ собора, гдѣ было отслужено архіереемъ въ присутствіи Государя торжественное молебствіе, все же успѣлъ указать Его Величеству на нашъ особнякъ, какъ на помѣщеніе, приготовленное для Его Августѣйшаго пріема. ** Цесаревичъ Алексѣй родился 30-го числа того же іюля мѣсяца.
64
Нараставшее недовольство, вызванное военными неудачами, захватило и наше Поволжье. Оппозиціонные круги зашевелились и примкнули къ общему движенію 1904 года. На столичный ноябрьскій съѣздъ общественныхъ дѣятелей отправились изъ нашей губерніи Н. А. Шишковъ и В. А. Племянниковъ. Къ нимъ также примкнулъ Дмитрій Дмитріевичъ Протопоповъ — землевладѣлецъ Николаевскаго уѣзда.
На Земскихъ Собраніяхъ Протопоповъ выступалъ съ крайними демократическими проектами, а послѣ удачной продажи большей части своего имѣнія Крестьянскому Банку, даже съ предложеніемъ полной націонализаціи земель...
Упомянутые мною три лица участвовали въ ноябрьскомъ столичномъ Съѣздѣ, примыкая къ крайней лѣвой партіи, требовавшей немедленнаго введенія въ Россіи парламентаризма. Вернувшись въ Самару, они стали устраивать передъ открытіемъ очередного январскаго Губернскаго Земскаго Собранія 1905 года совѣщанія, члены которых повели среди мѣстной общественности пропаганду идей и положеній, поставленныхъ въ основаніе пресловутыхъ 11 пунктовъ общаго заключительнаго постановленія столичнаго ноябрьскаго „Съѣзда общественныхъ дѣятелей”.
Проживая почти все время у себя въ уѣздѣ, я не былъ въ курсѣ политическаго возбужденія, которое возникло въ нашемъ губернскомъ центрѣ съ легкой, скорѣе, впрочемъ, „нелегкой” руки вернувшихся съ ноябрьскаго съѣзда нашихъ „самозванныхъ” представителей, никѣмъ для сего не избранныхъ, и тѣмъ болѣе, ни на что не уполномоченныхъ.
По пріѣздѣ моемъ въ началѣ января 1905 года въ Самару, передъ открытіемъ очередной сессіи Губернскаго Земскаго Собранія, я сразу же понялъ, что наши земскіе оппозиціонные круги зря время не теряли. Ясно было, что у нихъ выработанъ планъ дѣйствій для осуществленія ихъ намѣренія — заставить Губернское Собраніе принять цѣликомъ всѣ положенія, выработанныя столичнымъ совѣщаніемъ и провести постановленіе о необходимости неотлагательнаго введенія въ Россіи парламентарнаго строя. Главари этого крайняго теченія разсчитывали превратить предстоящее Губернское Земское Собраніе въ арену гласнаго протеста противъ существовавшаго порядка вещей. Какъ потомъ оказалось, они привлекли не только сочувствовавшихъ имъ земскихъ служащихъ, т. н.„третьяго элемента”, но и оппозиціонно настроенную частную публику.
Такой же лозунгъ былъ данъ единомышленниками крайней лѣвой земской партіи и въ другихъ губерніяхъ. Въ тотъ памятный январь земскія собранія проходили повсюду въ аналогичной обстановкѣ рѣзкихъ антиправительственныхъ выпадовъ, заявленій, требованій, необычайной нервности и вмѣшательства въ ходъ самихъ засѣданій обнаглѣвшей публики.
Лишь въ немногихъ губерніяхъ земскія собранія протекали сравнительно благополучно, но въ большинствѣ случаевъ они, подъ давленіемъ необузданныхъ эксцессовъ „срывались”, не доведенныя до конца. Такъ случилось и съ нашимъ январскимъ собраніемъ 1905 года — самое открытіе котораго не предвѣщало ничего хорошаго.
Надо сказать, что въ описываемое время предсѣдателемъ Губернской Управы состоялъ бывшій Уѣздный Предводитель Дворянства, Андрей Андреевичъ Ушаковъ. Какъ работникъ, докладчикъ и посредникъ между земскимъ міромъ и губернскими властями онъ былъ человѣкомъ подходящимъ, но въ отношеніи къ многочисленнымъ своимъ служащимъ, и въ особенности, къ ближайшему своему сотруднику — секретарю Клафтону, онъ оказался черезчуръ податливымъ и слабымъ.
Не могу не остановиться нѣсколько подробнѣе на характеристикѣ А. К. Клафтона, замѣнившаго собой Пругавина.
Клафтонъ имѣлъ опрятную, слегка даже франтоватую внѣшность, былъ со всѣми предупредителенъ и вѣжливъ, обладалъ незаурядными мыслительными способностями, превосходно составлялъ доклады, умѣлъ складно говорить, однимъ словомъ, являлся несомнѣнно цѣннымъ секретаремъ, всесторонне знакомымъ со всей сложной служебной обстановкой.
Но земцы относились къ нему съ осторожностью. Несмотря на его служебныя достоинства, чувствовалось въ его отношеніи къ намъ что то неискреннее, двуличное... Обликъ Клафтона во всей своей наготѣ выявился въ дни октябрьскихъ революціонныхъ событій 1905 года, въ которыхъ онъ фигурировалъ, какъ одинъ изъ наиболѣе видныхъ ихъ участниковъ.
Сразу сбросивъ съ себя маску напускной вѣжливости и превратившись въ явнаго, хулиганствующаго „революціонера”, Клафтонъ въ самый разгаръ уличныхъ Самарскихъ „демонстрацій” встрѣчаетъ однажды меня и нагло бросаетъ такую фразу: „Ну-съ, г.г. помѣщики, пора и честь знать! Довольно, нахозяйничались! Пришла пора вамъ всѣмъ уходить прочь съ дороги — идетъ новый хозяинъ!” Я не сказалъ ему тогда ничего, но подумалъ про себя, что правъ я былъ, не довѣряя этому темному типу... Клафтонъ, игравшій въ Самарской жизни исключительную роль въ революціонную эпоху 1905 — 1906 годовъ, съ наступленіемъ т. н. „реакціоннаго” періода, сумѣлъ ловко перекраситься изъ ярко-краснаго въ невинно-бѣлый цвѣтъ, и остался на службѣ консервативнаго Самарскаго земства.
