Заметки об Островском
Единство, доподлинность художественного мира, властвовавшего живым и целостным в воображении Островского, подчеркнута в его пьесах одним обстоятельством. Герои кочуют под своими именами из одной комедии в другую.
Глумов – в «Мудреце» и «Бешеных деньгах», Счастливцев-Робинзон в «Лесе» и «Бесприданнице», Досужев в «Доходном месте» и «Талантах и поклонниках», Манефа упоминается как реальное лицо в «Последней жертве».
Мир един, и в кругу героя новой пьесы Островского легко может оказаться прежний знакомец зрителей.
Иногда общим именем или отчеством подчеркнута сходная функция персонажа: Ираклий Стратонович Дулебов («Таланты»), Нил Стратонович Дудукин («Без вины…»). Оба богатые поклонники, один социальный тип.
То же:
Нина Васильевна Смельская
Нина Павловна Коринкина
} актрисы богемного толка
Кто родители Липочки?
Самсон Силыч, его родословная – голицами торговал. Значит, из мальчиков при Гостином дворе. Точнее из крестьянских мальчишек в недавнем прошлом. А Аграфена Кондратьевна – панёвщица у Преображенского – крестьянка, то бишь подмосковного села.
Вот откуда ее тяготение к добропорядочности и желание, чтоб жених был старообрядцем и т. п.
Вспоминается «Мещанин во дворянстве», но здесь до дворянства далеко. Партия Липочки пока – Подхалюзин.
О самодурах надо бы сказать распространеннее. Тут и «Тяж. Дни», и «Грех да беду» надо цитировать. Курицын учил жену – что его нога хочет. Не отсюда ль поговорка? (Ср. у Даля.)
Надо подробнее сказать – о жизни того слоя, что он открыл, купечества московского и мещанства. Его отрицательные черты и его привлекательность (размах неофициальной натуры против чиновничества, песни, народный язык – все это было у И. И. Шанина).
У купцов, кто стыдится своего крестьянского прошлого, своего «рода», – тот дурной человек. Это высказывает Любим Торцов в конце I акта «Бедность не порок», обличая брата.
Черемухов в «Санях» и уездный город в «Бедности» – не Ржев ли? Вал, мост через реку… Надо проверить реалии. Или Переславль-Залесский – там и валы, и мост через реку Трубеж.
Наивность героев «Саней» и «Бедности»? Нет, обаяние простых душ, простодушие. Чистые сердца, хитрости на ладони. Можно высокомерно взглянуть, можно и с теплым сердечным чувством, потому что всё неподдельно.
«Мери» – зовет Мерич Марью Андреевну. В «Бесприданнице» много цитат из «Бедной невесты». («Я любви искала…»)
Анна Ивановна (?), тетушка, зараженная модой, в «Санях» и Африкан Коршунов – выражение отрицательных качеств – не без психологизма.
Купечество – уже сложившееся торговое сословие (Савва Грудцын XVII века, дома в Иваново-Вознесенске – по двести лет, несколько поколений).
Но другая сторона – крестьяне, выступившие из крепости, значит, наиболее деятельный, яркий народ.
Остались еще корявые деревенские традиции и приобретен новый обиход сословия, речения, слог. Купцы тертые люди – постоянное общение с разным людом в лавке, – и оттого очень развитой, в «развязке» язык.
Островский сам к этому сословию не принадлежал – наблюдал его со стороны. Но русский купец («буржуазия») был на подъеме, становился фабрикантом, переживал розовую пору своего становления – и давал множество талантливых, ярких, самобытных людей. Вернее, русский купец имел две стихии: накопив начальный капитал, кутить, самодурничать, проматывать – и поощрять искусство, науки, музеи, Художественный театр, как Третьяковы, Морозовы, С. Мамонтов, Алексеевы.
Кстати, Прибытков в «Последней жертве» – такой вот «полированный купец», слушающий Патти и дорожащий красотой Ю. Тугиной.
Русаков, Торцов – несут в себе крестьянские добродетели, крестьянский лад и уклад, а их жены и дочери поют русские песни, сыпят русскими присказками.
Жена Большова – из Преображенского «панёвница», то бишь крестьянка.
А. Н. Островский
Конспект главы для учебника по русской литературе
Устарел ли Островский? Русский Мольер и Шекспир. Его морализм. Его быт. Мудрость пословицы. Пятьдесят пьес – репертуар русского театра.
Наследник Гоголя (записка). Нет – свое. Ошеломляющий дебют «Банкрота». Замоскворечье – страна. Любовь и деньги – во всех десятках разновидностей. (И нигде – любовь и власть.)
Добролюбов: «Темное царство», «Луч света» – первые 10 пьес. Но дальше – не осмыслен критикой, а оценка Добролюбова – штамп.
Жизнь: Москва и Щелыково, театр в Москве, театр в Петербурге. (За границу – как все.) Круговорот жизни – по пьесе к сезону.
«Гроза». Символика «грозы». Страсть и быт. Власть «старших». Права «горячего сердца». Просветительский разум (Кулигин). Сильные женщины и слабые мужчины у Островского (Косицкая).
Трагедия – как черта частной жизни (не цари и герои – не «Борис Годунов»).
Волга как действующее лицо. Гроза.
«Лес» – пьеса-символ. Провинция после реформ. Гурмыжская и гимназист. Карьера.
Пьеса об актерах. Островский и актеры. Островский – режиссер. «Бесприданница». Волга. Деньги. Сломанная женщина. Лариса – «чайка». Кнуров, Паратов, Вожеватов. Карандышев – герой Достоевского.
Идея театра у Островского – как второй народной церкви. Просвещение народа и мораль народа – и все это через праздничное зрелище искусства. Попытка проверить идею жизнью. Служение и служба. Крах надежд.
Занавес, антракт, буфет
Записки театрала-ретрограда
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
А. Пушкин
Во времена театральной молодости Онегина под шум лебедки, заглушаемый финальными звуками увертюры, подымался вверх занавес, открывая цветную оживающую панораму в золоченой раме сцены, где резвились и скакали «амуры, черти, змеи…».
А после заключительной арии, балетного апофеоза или прощального монолога трагического героя – «Занавес падает!». Какое торжество, должно быть, испытывал драматург былых времен, когда писал эти, завершающие пьесу слова. Так и виделось: с легким шумом опускается тяжелая бархатная завеса, закрывая от глаз зрителя магическое пространство сцены, где отгорели высокие страсти.
В XIX веке занавесы любили, и в столичных императорских театрах помимо главного театрального аванзанавеса – голубого или малинового – нередко готовились занавесы к спектаклю, а в случае роскошных постановок писались на ткани занавесы к каждому акту.
Раздвигающийся занавес вместо взвивающегося и падающего знаменовал целую эпоху в сценическом искусстве. Медленно шел в стороны скромный серо-зеленый занавес с чайкой (демократическая птица заменила романтических павлинов и аристократических лебедей), и, как говорили тогда московские театралы, мы оказывались в гостях у Прозоровых, за чайным столом, в день именин Ирины.
