Но, однако, нельзя же позволить этой панне сидеть в галерее до полуночи! Там, наверное, холодно. Шопен позвонил в колокольчик. Тень на стене заколебалась, и привидение вошло в комнату. В руках оно держало библию.
Ее лицо было сейчас неприятно, хуже, чем когда бы то ни было, благодаря натянутому и напряженному выражению. Должно быть, она хотела молиться – и зевала: ее клонило ко сну. Борьба немощной плоти с благочестием!
Шопен сказал ей, что вполне хорошо себя чувствует и собирается заснуть. Ей также необходим покой. Мисс Джейн всполошилась и сказала, что у нее есть время, она удалится, как только сон придет к нему. Он вздохнул и закрыл глаза. Но тут же снова открыл их. Лучше уж пусть привидение произносит что-нибудь, чем сидит и смотрит! Он заговорил с мисс Джейн о чем-то незначительном. Его мягкий, ласковый голос ободрил ее.
Осторожно она стала говорить о том, что сегодняшнее происшествие с каретой следует принять как мудрое указание судьбы. Бог отвел десницу смерти, но, может быть, для того, чтобы дать тоскующей душе очиститься? Если бы этой душе довелось приобщиться к святым скрижалям, бог даровал бы ей милость, а может быть, послал бы и долголетие телу. Чем больше мисс Джейн говорила об этом, тем напряженнее делалось ее лицо. Шопену стало тяжело смотреть на нее. Он снова закрыл глаза. Она замолчала.
Пока она стояла так, глядя на его страдальческое лицо с впалыми висками, в ее душе происходила перемена. Какой-то неясный бунт поднимался в ней. Библия в ее руках отяжелела. К чему библия? Этот вопрос мисс Стирлинг задавала не только по отношению к ее больному, но и по отношению к самой себе. Зачем ему библия и что смогут сделать библия, пастор и все служители церкви, если доктор вчера утром сказал обеим сестрам, что надежды нет? Конечно, возможно чудо, но если оно произойдет, то без чтения и повторения готовых, кем-то сочиненных текстов. Почему это всю жизнь надо было черпать истину в молитвенниках, духовных книгах, когда в душе были свои слова, более горячие и верные? Постоянная проповедь слова божьего – ах, сколько душеспасительных книжечек раздала мисс Джейн на своем веку! – уничтожила, заглушила в ней собственное мнение, высушивала, превращала в дурочку, в юродивую! Боязнь бога и боязнь молвы сделали то, что она душила в себе лучшие порывы, отгоняла хорошие, умные мысли, но, вместо того чтобы уважать ее за благочестие, над ней только смеялись исподтишка. Она это знала! Единственное, чего она добилась в этом мире, так это лишь того, что ее не осуждали, не бранили, не подвергали гонениям. Но подшучивали над ней, обидно жалели и только притворялись, что ее слова действуют на души. Один крестьянин в ответ на ее проповедь сказал ей: «Я эту книжечкv знаю, сам читал, а вот помоги! Он был правдив! Он был прав!
Благочестие не принесло мисс Джейн ни одной счастливой минуты. Мало того, что ей самой было тяжело и неловко, – она еще и на других взваливала это бремя! И на этого необыкновенного человека, чей ясный ум уже постиг то, что пишется в книгах! Она твердо peшила больше не докучать Шопену библией. Понесли лошади, бог сжалился а в другой раз может рассердиться – за то, что она не дает покоя больному!
Подобные мысли прежде бродили голове мисс Джейн. Но никогда они не складывались с такой определенностью. Завтра она, может быть, вернется к прежнему и ужаснется своему бунту. Ho ненадолго! Как бы то ни было, она станет надоедать Шопену. Бог cпacет заблудшего помимо его воли…
Шопен очнулся от дремоты, несколько потревоженный молчанием. Мисс Джейн смотрела на него влажными; добрыми глазами, его поразила одухотворенность ее лица. Закрьв библию, она кивнула ему головой и пошла к двери. Он слабо улыбнулся и отдался смутному забытью.
В молодости мисс Стерлинг была недурна, и если она так и не вышла замуж, то этому помешало одно – ее богатое приданое. Как это ни странно, но богатство Джейн было единственной преградой к ее счастью. Это была крепость, охраняющая ее, ибо наследница миллионного состояния не могла поверить ни в чью любовь. Приданое обесценивало самые пылкие клятвы, самые горячие признания. Если бы она еще влюбилась в кого-нибудь! Но она была слишком осторожна, мысль о том, что ее не могут любить ради нее самой никогда ее не покидала.
Ее сестра допустила ошибку: вместо того, чтобы убедить Джейн, что она вполне может внушить любовь к себе, независимо от своего приданого, она втолковывала ей, что необходимо выйти замуж независимо ни от чего, даже от взаимного чувства. – Зачем? – спрашивала мисс Джейн. – Затем милочка, чтобы продлить свой век! – отвечала Кэт. – разве ты не знаешь, что женский век короток, а девичий еще короче? Тебе не будет и сорока, а тебя уже будут считать в определенном отношении умершей… – Но почему же, если я буду полна жизни? – Не знаю, – сказала Кэт, – но так принято в обществе, и не нам это менять!
Эти слова устрашили Джейн, но она ничего не могла с собой поделать. Мысль о браке с человеком, которого она любит и который не любит ее, а женится только из-за денег, была еще страшнее, чем перспектива быть похороненной заживо жестоким и непонятным законом общества. Но она ухватилась за религию и за благотворительность как за спасение. С тех пор библия постепенно вытеснила из ее библиотеки все остальные книги и особенно романы, где говорилось о соблазнах, о сердечных заблужденьях, обо всем, что для нее недоступно.
Лет одиннадцать тому назад, когда мисс Джейн исполнилось тридцать четыре года и ее уже начали «в определенном отношении» считать «умершей», к ней неожиданно посватался сэр Бенджамен Лирайт, бывший на два года старше ее, наследник поместья Лирайтов, одного из лучших в Англии. Он сам был достаточно богат и родовит, так что о корыстных побуждениях с его стороны не могло быть и речи. Немало молоденьких девушек мечтали о браке с сэром Лирайтом. Но он решительно предпочел мисс Стирлинг. Стало быть, он мог возродить ее к жизни. Джейн была бесконечно благодарна ему за это, и леди Кэт, искренне любившая сестру, молилась богу, чтобы это счастье устроилось.
Но тут ей пришлось столкнуться с совершенно неожиданным препятствием. Джейн долго медлила с ответом, а когда Кэт напрямик спросила ее, что это значит, странная девушка смущенно заявила, что ей трудно принять предложение мистера Лирайта оттого что он ей не нравится! Она тронута его отношением к ней, но он кажется ей угрюмым, неинтересным, прозаичным. Ей невыносимо скучно с ним уже теперь, – что же будет дальше? Она не понимает, зачем он выбрал ее: человек такого склада не должен был остановить на ней свое внимание. Одним словом, ей не хочется.
Леди Эрскин только руками развела. Разумеется, она не поскупилась на увещевания и добилась того, что Джейн обещала не отказывать сэру Лирайту и подождать некоторое время. Но уже через два дня со сватовством было покончено. Мисс Стирлинг не пожелала связать себя браком. Может быть, этому содействовал нечаянно подслушанный разговор. Он происходил на террасе, рядом с комнатой Джейн. Ее дядюшка, сэр Иллингтон, эпикуреец и циник, пил чай в обществе супругов Эрскин и говорил с легким смешком:
