Но его повел за собой материал. И то, что Смирнов почувствовал, какая перед ним раскрывается перспектива, какой идет в руки документальный «поисковый» сюжет, составляет одну из его главных удач. Впрочем, это пришло не сразу.
О событиях Отечественной войны С. С. Смирнов писал уже несколько лет. В 1954 году он Закончил книгу о Корсунь-Шевченковской битве и уже собирался было работать над новой книгой, посвященной обороне Одессы и Севастополя, как вдруг случайный разговор заставил его изменить планы.
Еще в первые недели войны сквозь линию фронта стали доходить слухи о том, что на самой границе, в глубоком тылу противника, продолжает героически сопротивляться Брестская крепость, что летчики наши, пролетая ночами над этим районом, видят вспышки разрывов и пунктиры трассирующих пуль, а это доказывает, что там все еще сражаются наши части. Слухи подтвердились: в марте 1942 года в захваченном нашими войсками архиве разгромленной дивизии противника было обнаружено донесение о стойком, многодневном сопротивлении, которое оказал фашистским войскам гарнизон Брестской крепости. А когда, после освобождения Белоруссии, наши части вошли в развалины крепости, то самые развалины эти и надписи на стенах, оставленные погибшими, рассказали о том, какую отважную, какую стойкую борьбу вели в крепости ее героические защитники.
О подвиге заговорила вся страна. Появились первые статьи. Но конкретных фактов у журналистов было не много, и неизбежно возникли неточности и ошибки.
Обратившись к этому эпизоду войны, С. С. Смирнов обнаружил в Центральном музее Советской Армии письма бывшего участника обороны Александра Митрофановича Филя, который до войны служил в Брестской крепости писарем в штабе полка, а после войны работал в Якутии, на золотых приисках. Смирнов написал ему. Филь не ответил. Оборвалась первая и, казалось, единственная нить поисков. По счастью, в одном из писем упоминалось имя другого участника обороны—Самвела Матезосяна. Смирнов выяснил, что он жив и работает в Армении инженером-геологом. Писатель поехал к нему в Ереван, а оттуда с ним вместе — в Брестскую крепость. Так начались поиски, восстановившие день за днем историю подвига защитников крепости — красноармейцев, командиров, их жен и детей, подвига, по силе духа и несокрушимой стойкости беспримерного даже и в истории Великой Отечественной войны.
Изучая немецкое донесение, из которого стало известно о подвиге брестского гарнизона, Смирнов обратил внимание на строки, где говорилось про оборону Восточного форта. Там в продолжение многих дней оборонялись 20 командиров и 370 бойцов, обеспеченных продовольствием и боеприпасами. Душою этого сопротивления был какой-то майор. Но когда после ожесточенной бомбежки гитлеровцы ворвались в Восточный форт, руководителя обороны они не нашли — ни живого, ни мертвого.
Во время одной из поездок в район Бреста Смирнов познакомился с Яковом Коломийцем. Он сражался в Восточном форту под командованием майора, являвшего пример воли и мужества. Оказавшись в плену, Коломиец услышал, что майор застрелился. Фамилию его Коломиец забыл. Тогда Смирнов достал список защитников крепости. Среди ста с лишним имен, установленных им к тому времени, были майоры. Услышав фамилии, Коломиец вскрикнул: «Гаврилов!» Это он руководил обороной Восточного форта.
Потом Смирнов познакомился с доктором Вороновичем. Попав в начале войны в плен, доктор лечил в лагерном госпитале советских военнопленных. На тридцать второй день войны к ним, на окраину Бреста, доставили захваченного в крепости раненого майора. Он находился в беспамятстве и был так слаб, что не мог сделать глотательного движения. Но когда его окружила и крепости, отстреливался, бросал гранаты, убил нескольких гитлеровских солдат. Об этом рассказывали сами фашистские офицеры.
Воронович спас ему жизнь. Рассказывая, Воронович вспомнил фамилию: его звали майор Гаврилов.
Так Смирнов выяснил, что Гаврилов в 1941 году был жив и находился в плену.
В Генеральном штабе Советской Армии удалось отыскать краткие сведения. Гаврилов, Петр Михайлович, служил в Красной Армии с 1918-го, сражался на многих фронтах гражданской войны, в 1922 году вступил в партию. Окончив в Москве военную академию, был назначен командиром стрелкового полка, который перед войной перевели в Брестскую крепость. С 1945 года живет в Краснодаре.
Сергей Смирнов поехал к нему в Краснодар. И Гаврилов — олицетворение легенды — сам рассказал ему историю беспримерной обороны Восточного форта и о том, как после падения форта он оказался отрезанным от всех в подземном убежище, как, пробыв несколько дней без воды и пищи, вышел наружу и вместе с 11 бойцами снова организовал оборону на валах Восточного форта. Потом их осталось трое. Потом он один. Питался комбикормом для лошадей — соломой, мякиной, по ночам выползал, чтобы напиться гнилой воды из канала. Тяжело больной, он выдал себя невольными стонами. Остальное мы знаем…
С каждым днем работа Смирнова все более выходила за рамки задуманной книги и превратилась в событие общественной жизни еще прежде, чем книга была написана. Устанавливались адреса; защитники крепости, попавшие в фашистский плен, потерявшие между собой связь, снова находили друг друга, вступали в переписку, получали возможность встретиться и восстановить ход событий. Это в свою очередь позволило организовать встречи с героями и, наконец, многолюдные митинги.
Весь этот человеческий материал не укладывался в план исследования, темой ксторого была оборона крепости. Тогда у Смирнова возник замысел героико-драматической эпопеи — «Крепость над Бугом». Однако вскоре он понял, что и драматическая форма не сможет вместить всей проблемы. Написать о защите Брестской крепости — значило отказаться от изображения дальнейших судеб тех, кто остался в живых. Пьеса не объясняла причин, почему подвиг остался неосвещенным. В ней не было места поискам, которые связали эти первые дни войны с настоящими днями. Весь масштаб моральной проблемы не могла решить ии деловая книга, ни форма трагедии. Тем более что зритель не понял бы, ке ощутил бы в театре, что эпопея написана на основании новых подлинных материалов, еще никому не известных. Он сравнил бы пьесу с другими подобными ей — о Великой Отечественной войне, где факты истории, давно уже ставшие общеизвестными, связаны с вымышленными героями. Если б Смирнов качал с пьесы, зритель не выделил бы «Крепость над Бугом» из аналогичного ряда военно-драматических представлений, ибо не смог бы определить в ней соотношение правды и вымысла. Тем более что на экранах уже прошел фильм о защитниках Брестской крепости, основанный на фактах, известных ранее, в ту пору еще, когда Смирное не приступал к своим поискам, и смело домысленных драматургом. Поэтому и эпопею и книгу «Брестская крепость» пришлось отложить. А пока следовало рассказать о ходе работы по радио — это могло открыть новые имена, установить еще не известные факты.
