В Петрограде развернулась бешеная конкуренция между партиями и их программами. Кадеты, октябристы, трудовики, эсеры, эсдеки – все обещали России прекрасное будущее и призывали народ идти только за ними. И в этом никто не видел ничего сверхъестественного – ведь Россия стала страной долгожданной свободы.
4 апреля 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов провозгласил новым государственным гимном России (вместо ранее объявленной «Марсельезы») «Интернационал». Эту песню, написанную французами Эженом Потье и Пьером Дегейтером, конгресс Социалистического Интернационала уже признал в 1910 году гимном международного социалистического движения. Теперь депутаты Петросовета с воодушевлением исполнили её прямо в зале заседаний как новый гимн страны:
«Весь мир насилья мы разроем
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, —
Кто был никем, тот станет всем».
Именно так пелся тогда этот куплет – «разроем», а не «разрушим», как стали петь в советские времена.
Впрочем, новый гимн не был единодушно поддержан обществом, и Временное правительство постановило перенести решение этого вопроса на усмотрение Учредительного собрания, которое ещё предстояло избрать.
18 апреля 1917 года министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков направил ноты союзникам России – Великобритании и Франции. В посланиях заявлялось, что российская держава будет воевать с Германией до победного конца.
Это заявление возмутило оппозиционные партии (особенно большевиков, ратовавших за скорейшее прекращение военных действий). Тотчас было организованы демонстрации протеста. Многотысячные колонны заполонили улицы и площади Петрограда. Митингующие требовали немедленной отставки Милюкова, а заодно и других министров-кадетов.
Для партии Ленина эти манифестации стали своеобразной репетицией будущих мятежей и бунтов.
Протестовавшие своего добились – 19 апреля министры-кадеты (Милюков и Гучков) подали в отставку. Освободившийся пост военного министра занял Александр Керенский, вступивший к тому времени в партию социалистов-революционеров.
А чем в тот момент был занят Владимир Маяковский?
В газете «Новая жизнь», которую с 18 апреля 1917 года стал выпускать Максим Горький (совместно с Александром Тихоновым, Николаем Сухановым и другими), Маяковский опубликовал стихотворение, которое мы уже цитировали – «Революция (Поэтохроника)». В нём были слова:
«Радость трубите всеми голосами!..
Мы победили!
Слава нам!
Сла-а-ав-а-ва нам!»
Завершалась «поэтохроника» так:
«… небывалой сбывается былью
социалистов великая ересь!»
Каких именно «социалистов» имел в виду поэт – социалистов-революционеров (эсеров), эсдеков-большевиков или эсдеков-меньшевиков – понять невозможно. Да и называть «ересью» идеи победивших революционеров было тоже довольно необычно.
Под стихотворением стояла дата – 17 апреля 1917 года, то есть написано оно было уже после приезда в Петроград вождя РСДРП(б). Но об этом в стихотворении не говорилось ни слова – как будто социал-демократы к революции никакого отношения не имели. Между тем, до приезда в Петроград Ленина, среди революционеров всех мастей (от эсдеков до кадетов) было очень популярно стремление к объединению – Временное правительство поддерживалось тогда почти всеми, а большевики были готовы протянуть руку дружбы меньшевикам. Но у вернувшегося на родину «короля раскола» были свои планы.
А объявившийся в Петрограде Владимир Хлебников написал и опубликовал своё понимание ситуации в стране:
"Свобода приходит нагая,
Бросает на сердце цветы,
И мы, с нею в ношу шагая,
Беседуем с небом на ты".
Тем временем газета «Новая жизнь» быстро завоевала популярность. В качестве постоянного её сотрудника Горький пригласил Маяковского.
Александр Тихонов:
«При газете „Новая жизнь“ Маяковский предлагал выпустить сатирический журнал „Тачка“. В тачках рабочие вывозили в те годы неугодных им директоров фабрик».
Предложение поэта было принято, и журнал стали готовить.
14 апреля в Тенишевском училище состоялся «Вечер свободной поэзии», о котором «Петроградская правда» на следующий день сообщала:
«В публике едва не началась паника, ибо Маяковский, этот «большевик» в поэзии, иногда опасен… Сначала К.Чуковский пожелал охарактеризовать поэзию Маяковского… Вл. Маяковский перебил лектора: «Довольно вам говорить. Теперь я буду читать…»»
И он прочёл третью часть поэмы «Война и мир».
«Петроградская правда»:
«Кто-то неосторожно закричал „бис“. Маяковский за кулисами поспешно закурил и вышел на эстраду читать „Облако в штанах“ с папиросой во рту».
16 апреля рядовому Военно-автомобильной школы Маяковскому вновь дали отпуск – на этот раз на 14 дней.
А 22 мая во дворце Кшесинской, ставшем штаб-квартирой большевиков, состоялось совещание «поэтов, беллетристов, художников и музыкантов-интернационалистов», в котором принял участие и поэт Маяковский.
В конце мая в редакции «Новой жизни» произошло знакомство Маяковского с социал-демократами Анатолием Васильевичем Луначарским и Платоном Михайловичем Лебедевым (В.Керженцевым), только что вернувшимися из эмиграции. Луначарский был на 18 лет старше Маяковского, Лебедев-Керженцев – на 12, у обоих был большой стаж революционной деятельности. Но так как в тогдашней России их никто не знал, этим безвестным сотрудникам «Новой жизни», надо полагать, льстило внимание 24-летнего стихотворца, которого знали все.
А теперь…
Теперь настала пора появиться в нашем рассказе ещё одному персонажу, которому предстояло (вместе с Бриками) немало лет прошагать рядом с Маяковским.
Глава вторая
Активизация бунтарей
Звали его Абрам Моисеевич Краснощёк. Родился он в 1880-ом в небольшом украинском городке Чернобыле в семье приказчика. Когда мальчику исполнилось 15 лет, он поехал в Киев – готовиться к поступлению в университет. Судьба распорядилась так, что репетитором его стал студент Моисей Урицкий – тот самый, что через двадцать с небольшим лет возглавит петроградскую ЧК. Неудивительно, что очень скоро Абрам Краснощёк стал членом социал-демократического кружка, а затем и профессиональным революционером с подпольной кличкой «товарищ Михаил».
