Погибли и большинство родных и близких Тухачевского, арестованных вслед за ним. Вторую жену маршала, Нину Евгеньевну Гриневич, сначала выслали в Астрахань — это произошло 9 июня 1937 года, за два дня до суда над Тухачевским. Там ее вскоре арестовали и в сентябре приговорили к восьми годам лагерей как «члена семьи изменника родины». Два года спустя, в сентябре 1939 года, вдову Тухачевского обвинили в принадлежности к «террористической организации, состоящей из числа жен репрессированных врагов народа», и 8 июля 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила ее к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение только 16 октября 1941 года, когда фашисты подходили к Москве. В расстрельную яму печально знаменитой «Коммунарки» Нина Евгеньевна угодила вместе со своей подругой Ниной Уборевич, вдовой Гамарника и другими женами «врагов народа». Реабилитировали ее 2 июня 1956 года.
Расстреляны были и братья Тухачевского. Николая Николаевича Тухачевского арестовали в сентябре 1937 года, а расстреляли 25 декабря по обвинению в шпионаже и участии в военном заговоре. Александра Николаевича, военного инженера и талантливого виолончелиста, арестовали на несколько дней раньше брата, 29 августа. Расстреляли его тоже раньше, 15 декабря, как участника контрреволюционной организации. Обоих реабилитировали в 1957 году. Мать маршала Мавра Петровна не отреклась от сына и умерла в лагере. Сидевшая с ней вдова Бухарина Анна Михайловна Ларина вспоминала: «Мавра Петровна хотела сделать передачу жене Михаила Николаевича — в астраханскую тюрьму. Сказала: „Пишу плохо“, — и попросила написать, что она передает. „Ниночка, передаю тебе лук, селедку и буханку хлеба“. Я написала. Неожиданно Мавра Петровна разрыдалась и, положив голову мне на плечо, стала повторять: „Мишенька! Мишенька, сынок! Нет тебя больше, нет тебя больше!“» В 1937 году Мавру Петровну сослали в Астрахань, а 27 марта 1939 года оказали неожиданную милость. Поскольку матери Тухачевского было уже 70 лет и она нуждалась в повседневном уходе, ей разрешили отправиться в поселок Глинково Чаяновского района Казахстана к месту ссылки дочери Софьи, где та оказалась в сентябре 1937 года. В дороге Мавра Петровна умерла, не выжила и Софья.
Другие сестры — Ольга, Елизавета и Мария — дожили до реабилитации в 1957 году. Уцелела и дочь Тухачевского Светлана. Ее арестовали летом 1944 года в Свердловске и в феврале 1945 года приговорили «за антисоветскую агитацию» к пяти годам лагерей. Светлану отправили на Печору, но вскоре заменили лагерь ссылкой. Между прочим, Елизавета Николаевна Тухачевская на допросе 14 июля 1948 года показала: «В период пребывания в Акмолинском отделении Карлага МВД СССР от других заключенных я слышала, что в названном лагере отбывала наказание еще одна жена моего брата Тухачевского М. Н., но я ее не знаю и с ней ни разу не виделась». Вероятно, речь шла о некоей Амалии Яковлевне Протас, о которой в обвинительном заключении от 19 февраля 1938 года говорилось: «С 1922 г. была женой врага народа Тухачевского, выполняла его задания по шпионской работе». Не исключено, что именно о Протас пишет в своих мемуарах Лидия Норд, скрывая ее под именем Татьяны Сергеевны Чернолусской. Интересно, что органы НКВД не мудрствуя лукаво уравнивали любовниц Тухачевского с его женами. Вот и Юлию Николаевну Кузьмину, как мы помним, арестовали 7 мая 1937 года именно как жену Тухачевского. Тем самым Сталин получил весомый предлог сместить маршала с поста первого заместителя наркома обороны. Но Кузьмина выжила. Она получила восемь лет лагерей и была освобождена 8 мая 1945-го — накануне Дня Победы. Уцелела и ее дочь Светлана, которую Тухачевский любил как родную.
Михаилу Николаевичу Тухачевскому не довелось участвовать в той грянувшей 1 сентября 1939 года большой войне, к которой он готовился сам и готовил Красную армию. Работы Тухачевского по военной теории и истории, хотя и были переизданы после его реабилитации (а некоторые впервые увидели свет только в самые последние годы), во многом неизбежно устарели и довольно основательно забыты. В современной военной науке на них ссылаются редко. Проведенные Тухачевским успешные операции против Колчака и Деникина давно уже не изучают в академиях, да и при жизни маршала им уделялось не так уж много внимания. Слишком очевидно было, что в будущей мировой войне масштабы и условия боевых действий будут другими. Крупнейшее же в своей жизни Варшавское сражение Михаил Николаевич проиграл по всем статьям.
Что же и сегодня привлекает наше внимание к Тухачевскому? Периодически возобновляющиеся споры, был ли в действительности он заговорщиком? Да, конечно. В деле о «военно-фашистском заговоре», как и в жизни Тухачевского, остается еще немало загадок и тайн, и книга, которую вы прочитали, отнюдь не претендует на то, чтобы все из них разрешить и раскрыть раз и навсегда. Но главное, чем интересен Тухачевский и через семьдесят лет после смерти, все-таки заключается в другом — в его блестящей военной карьере. Михаил Николаевич теперь уже навеки остался самым молодым из советских маршалов. И то, что карьера его была оборвана на взлете, резко и жестоко, придало ей трагический отсвет и некую абсолютную завершенность — почти одновременно с ней закончилась и земная жизнь маршала.
Мог ли Тухачевский сам избрать иной путь? Или могла ли судьба его сложиться иначе по воле случая? Скажем, если бы не удался его побег из Ингольштадтской крепости и ему пришлось бы пробыть в немецком плену гораздо дольше — вплоть до Октябрьской революции в России и окончания Первой мировой войны. Тогда, несмотря на прежнюю дружбу с большевиком Кулябко, у Михаила Николаевича было бы довольно много шансов оказаться в белой армии. Скорее всего, у Деникина (до Колчака было слишком далеко). Особенно если бы Тухачевский вернулся в Россию в период успехов белых, скажем, летом 1918-го. Общий ход Гражданской войны его пребывание в той же Добровольческой армии, разумеется, не изменило бы, но до генерала Тухачевский наверняка бы дослужился. Напомню, что колчаковский наштаверх, то есть фактически командующий всей армией, Лебедев был не старше Михаила Николаевича. Дальше, очевидно, было бы прозябание в эмиграции в качестве одного из сотен свежеиспеченных белых генералов. Тогда Тухачевского помнили бы только историки Гражданской войны, путь во всемирную историю ему был бы заказан. А так — один из виднейших руководителей самой многочисленной и вооруженной армии мира, которого с готовностью принимали высшие военные руководители и в Париже, и в Лондоне, и в Берлине. И даже процесс и казнь сыграли на то, чтобы обессмертить имя Тухачевского. Сразу после процесса и в период реабилитации во всем мире на разных языках появлялись статьи и книги о Тухачевском. Сначала в нем видели несостоявшегося советского Бонапарта, проигравшего решающую схватку со Сталиным. Потом, когда стало ясно, что никакого заговора не было, — безвинную жертву сталинского террора и несостоявшуюся альтернативу руководству Красной армии в Великой Отечественной войне, но в любом случае — фигуру неординарную, действительно мирового значения.
