чай, чтобы представить нейтрального свидетеля абсурдности обвинений этого Бранца. Или же оставить его заявления без ответа?
— Дорогой Зорге, — умерил пыл Рихарда посол, — я всегда полагал, что смогу примирить вас с Бранцем. Мне не по душе любые ссоры в моем окружении.
— Скажите об этом своему Бранцу, ведь начал-то он. Или вы верите ему больше, чем мне?
— Хорошо, — ответил посол. — Отложим этот разговор. Но, к сожалению, мне придется проверить, как возник этот инцидент, дорогой Зорге.
Настроение Эльги испортилось. Она допила чай и попрощалась. Мужчины сделали вид, что сожалеют о ее уходе. На самом деле они были рады остаться одни.
— Что за женщина эта Мартина Шварц? — спросил посол не без интереса.
— Вы будете удивлены, — пообещал Зорге.
— Красива?
— И даже очень.
— А у нее действительно... э-э-э, — запнулся Отт, — легкое поведение, как об этом говорят?
— Нет, вполне определенно нет, — на полном серьезе ответил Зорге. — Жизнь у нее сложилась непросто. Вышла замуж чуть ли не девочкой. Подонок из рыцарского рода стал ее мучить, и она подала на развод. Налетела потом на старого хрыча. Ясно, что она стала выходить, как говорится, за рамки дозволенного. Да и иностранная колония здесь, в Токио, как вам известно, не монастырь. Нет, нет, она просто очень несчастный человек.
— А к несчастным вы всегда проявляете жалость, не так ли, Зорге?
Кивнув, Зорге выпил ром и тут же снова наполнил чашку. А затем сказал:
— Вот вы с нею познакомитесь и убедитесь, что я прав.
На угловатом лице Отта появилась понимающая улыбка. Он считал Зорге не только несравненным источником информации, но и знатоком людей. Женщин Рихард оценивал с первого взгляда и не очень-то к ним привязываясь. А то, что он говорил об этой даме с большим участием, звучало чуть ли не сенсацией.
Однако Зорге не стал терять время на обсуждение этой темы. Когда он общался с послом, разговор шел главным образом о политике. Сейчас же в этом была крайняя необходимость: в мире стремительно развивались важнейшие события.
— Японцам, — сказал Зорге, — кажется, не очень-то по душе немецкая политика.
— К сожалению, — подтвердил посол, — хотя никакой причины для этого нет.
— Они никак не могут прийти в себя от немецко-русского пакта о ненападении и стали недоверчивы.
— Они скоро убедятся, что для этого нет никаких оснований.
— Японцы утверждают, — продолжил Зорге, — что этот пакт нарушает секретные соглашения антикоминтерновского пакта.
— Да ведь нет никаких секретных соглашений! — взорвался Отт. — В том-то и дело.
Вырвавшиеся сгоряча слова полномочного представителя «великогерманской империи» Зорге отметил про себя с интересом. Видимо, посол сказал то, что тщательно скрывалось.
— Секретные соглашения, очевидно, касаются военных вопросов, — вернулся к той же теме Зорге.
— Я не знаю ничего о каких-либо дополнительных соглашениях, — настойчиво повторил посол. — Если они есть, я должен был бы о них знать.
— А почему? — поддразнил Рихард. — Вы же не вели военные переговоры. Но это ни в коем случае не означает, что их вообще не было.
— Тогда выходит, что меня, немецкого посла, обошли.
— А вы считаете, что этого не могло быть?
— Да. В конце концов, я не только дипломат, но и генерал.
— Еще в 1936 году, — деловым тоном произнес Зорге, — японский генеральный штаб вел прямые переговоры в Берлине с Риббентропом за несколько месяцев до вступления пакта в силу. Из-за нескольких пропагандистских фраз длительные переговоры не ведутся, в особенности по военным вопросам. То, что имеется секретное военное соглашение, у меня не вызывает никакого сомнения. Я задаю себе лишь вопрос: идет ли в нем речь об оборонительных аспектах или же вопрос поставлен гораздо шире?
Посол промолчал, нервно постукивая ложкой о чашку с чаем. Мысль спросить Зорге, откуда у него такая информация, ему не пришла в голову. Зорге знал об этом, и все! Ведь он был самым информированным человеком в Токио. Так было всегда, во всяком случае уже несколько лет. Играли ли тут роль его связи, аналитические способности, наитие, политический нюх или еще что-то — было не важно. Посол считал, что ему повезло черпать информацию из такого источника.
— Я действительно об этом ничего не знаю, — сказал он. — Такое вызывающее опасения положение дел противоречит моим убеждениям. Не могу даже себе представить, что Берлин настолько слеп, чтобы ввязываться в авантюру.
Для Зорге наступил решающий момент. Ведь война была не просто авантюрой, а чистым безумием. И его задача, в чем он был твердо убежден, состояла в том, чтобы сделать все возможное, дабы не дать ей разрастись, коль скоро она уже началась. И для этого ему, Зорге, нужен был немецкий посол, считавший его своим другом.
— В один прекрасный день вам придется дать отчет, в какой степени вы были причастны к развязыванию войны, — сказал Зорге, совсем забыв, что собирался лишь слушать и осторожно направлять мысли Отта в нужном направлении. — От этого никуда не уйти. Вы несете личную ответственность, которую с вас никто не снимет.
— Ладно, ладно, Зорге, — произнес посол уклончиво. — Патетика вам совсем не к лицу.
— Ведь мы друзья? — спросил Зорге. — С вами я могу говорить откровенно, поскольку у нас общие идеалы, в частности неприятие нацистов и понимание того, что легкомысленно развязанная война — более чем преступление. Вы — бывший офицер рейхсвера, правая рука генерала Шляйхера [14]. От прошлого так просто не отделаться, оно накладывает определенные обязательства. Или вы хотите сдаться и броситься в объятия нацистов?
— Куда вы клоните? — спросил посол. — Я немец и люблю родину, поэтому буду делать только то, за что смогу лично ответить.
— Будем надеяться, — отреагировал Зорге.
Голос его резко изменился, к нему
