В полдень 29 декабря стало известно, что 1006-й полк 266-й стрелковой дивизии на подходе к станице Скосырская был внезапно атакован немецкими танками и отошел, не имея связи с дивизией. Я подчинил этот полк себе и приказал оборонять западную окраину Гринева. К вечеру командир полка нашел штаб 266-й дивизии, и полк вышел из моего подчинения. Так мы узнали о наличии соседа справа.
Наступал вечер. Думалось, что гитлеровцы, проученные днем, не станут атаковать в темноте, а мы тем временем пополним боекомплект. Но так только казалось.
— Атакован танками и пехотой, — услышал я в телефонной трубке голос полковника Ситникова.
А через несколько минут противник начал наступать и на участках других полков.
— Дивизию атакуют около пятидесяти танков и более полка пехоты, — доложил Сивицкий.
Полки не имели боеприпасов и начали отходить. Остатки 592-го спешно покинули хутор Гринев и перешли на правый берег Быстрой. Передовые подразделения 619-го и 610-го полков сменили позиции. А тут еще прекратилась связь с полками, на которые двигалась танковая лавина.
— Вот теперь нам нужно находиться в цепи... — сказал я начальнику политотдела.
— Есть, — ответил Беспалько. — Разрешите идти?
— Пойдемте вместе. Офицерам опергруппы следовать за мной.
У наблюдательного пункта мы столкнулись с солдатами из 610-го полка. [50]
Беспалько громко спросил, почему отходят.
— Как же обороняться? — послышалось в ответ. — Нет ни одного снаряда, ни одной гранаты, нет укрытий от танков...
Где-то рядом с грохотом перемещались фашистские танки.
— Занять позицию вон у того гребня, — указал я. — Там можно укрыться от танков. — И тут же распорядился срочно вызвать батарею 419-го отдельного противотанкового дивизиона — мой последний резерв.
Бойцы стали сосредоточиваться на гребне.
Положение было критическим, но держались люди спокойно. Мы стали другими, чем в первый год войны, ощутили свою силу, научились воевать. Бывали, конечно, временные трудности, неудачи. Но офицеры и солдаты трезво оценивали обстановку, умели найти выход из любого сложного положения.
Ветер гнал поземку, бил в лицо снежной крупой. Лязгали гусеницы танков, гремели разрывы снарядов... Теперь они стали слышны с тыла: по врагу открыла огонь батарея нашего противотанкового дивизиона.
— Что нового? — спросил я Сивицкого, вернувшись на КП после того, как убедился, что отход остановлен.
— Прибыл командир 25-го танкового корпуса генерал-майор Павлов. Он и расскажет новости.
С Петром Петровичем Павловым мы оба еще до войны преподавали тактику в Горьковском бронетанковом училище.
— Ну что? Струсили, что ли? — спокойно спросил он. — Подумаешь, испугались десятка танков... А я, как видно, здесь уже не нужен... Зря меня к вам на выручку послал командарм. Наверное, канючили, просили помощи?
— Танков было не десять, а более пятидесяти. У меня же меньше полка пехоты, к тому же без боеприпасов, — ответил я. — Помогите хотя бы батальоном танков.
— Не могу, — твердо ответил Павлов. — Их мало осталось.
Только теперь я разглядел лицо генерала — обветренное, усталое. Бои под Морозовском были тяжелые и, конечно, потребовали немало сил...
— Между прочим, — добавил Петр Петрович, — танковый корпус генерала Баданова в ночь на 29 декабря прорвал [51] кольцо окружения и вышел к своим... За отличные действия в Тацинской Василий Михайлович чуть ли не первым в Красной Армии представлен к ордену Суворова второй степени...
Баданов действительно стал первым кавалером этого ордена, а его 24-й танковый корпус вскоре был преобразован во 2-й гвардейский Тацинский... О кровопролитных боях, в которых принимали участие соединения В. М. Баданова и П. П. Павлова, говорит и такая цифра: к концу декабря в обоих корпусах оставалось всего 50 танков...
Как только Петр Петрович отправился к своим танкистам, мы занялись текущими делами: предстояло готовиться к новым боям.
* * *
В те дни дивизия находилась всего в ста километрах от Ростова, на самом острие войск, нацеленных в соответствии с операцией «Малый Сатурн» на расчленение фашистских боевых порядков. Противник стремился любой ценой удержать Ростов, чтобы обеспечить себе свободный отход с Кавказа и Дона...
Мне сообщили, что в тылах нашего соединения помимо 25-го танкового корпуса П. П. Павлова сосредоточился еще и 1-й гвардейский механизированный корпус генерала И. Н. Руссиянова.
Бой 29 декабря показал, что гитлеровцы не пожалеют сил, чтобы задержать наше наступление... Пожалуй, за все время своего существования дивизия не вела более трудных боев, чем в тот день...
Над заснеженной степью повисла морозная ночь. Связисты установили контакт с 610-м и 619-м полками. Федякин и Ситников доложили, что у них после дневных тревог все вроде бы стихло. В полках кормят людей, перестраивают роты.
— Что с 592-м полком? — спрашиваю Сивицкого.
— Мы его никак не найдем...
— Непрерывно вызывать по рации.
Минут через пятнадцать радисты доложили, что полк обнаружен в хуторе Мало-Качалин.
— Где противник, соседи? — спросил я командира полка И. К. Сушинского.
— Противник рядом, а соседа не ощущаю, — послышалось в ответ. [52]
— Встречайте, скоро буду у вас...
Вместе с адъютантом Сергеем Бойко влезаем в низкий кузов трофейного «фиата». Едем медленно, без света. Кругом тихо, а на небе столько звезд, что оно кажется серебряным, переливчатым.
Проехали всего с полкилометра, когда лейтенант Бойко заставил шофера остановиться.
— Слева кто-то маячит... Кажется, бежит к нам...
На всякий случай вынули пистолеты.
Подбежал боец из нашей дивизии:
— Товарищ комдив! Докладывает заряжающий 45-миллиметровой пушки красноармеец Ильюшников. Немцы совсем рядом, недавно пускали ракеты.
— Где майор Сушинский?
— Его тут не было... Мы — в самом переднем охранении. Дальше — фашисты...
— А вас много?
— Не очень. Одна пушка с расчетом...
Слушая солдата, я подумал, что всего-навсего одна пушка прикрывает двухкилометровую полосу дивизии от хутора Качалин до хутора Мало-Качалин, прикрывает как раз в том месте, где должен находиться полк Сушинского...
— Скорее назад, на командный пункт, — приказал шоферу.
— Что будем делать? — спросил я офицеров, когда мы возвратились в блиндаж. — Командный пункт дивизии охраняет от противника единственный орудийный расчет. Если гитлеровцы нащупают эту брешь, нам несдобровать!.. Обстановка исключительно сложная. Части дивизии после двухнедельных боев измотаны и расстроены, не имеют ни снарядов, ни мин, ни даже патронов...
