На следующий день 10 ноября на встрече «кофейного клуба» делегации Австрии, Финляндии, Сан — Марино, Швеции и Швейцарии распространили новый итоговый документ нейтралов. На этот раз натовские делегации отнеслись к нему положительно. Польша, выступая от стран Варшавского Договора, назвала этот документ «хорошей основой» для продолжения работы. Только мальтиец отказывался принять компромиссную формулировку по вкладу средиземноморских стран. Потребовались еще сутки, чтобы уломать его, немного изменив первоначальный текст.
* * *
Вечером 11 ноября началось последнее пленарное заседание. Делегации смотрели друг на друга настороженно и с подозрением — не выкинет ли кто — нибудь под занавес какой — либо номер. Но все обошлось. Только Гудби сказал, что не может пока дать окончательного согласия, так как послал итоговый документ на одобрение в Вашингтон. Но в этом не было никакой крамолы. Многие делегации находились в таком же положении, хотя и промолчали.
Председатель ударил молотком по столу и объявил документ принятым пока в предварительном порядке, если до понедельника какая— либо делегация не внесет поправки. Министр иностранных дел Финляндии Вяюрюнен заявил, что хельсинкская Подготовительная встреча прошла успешно — все делегации проявили склонность к компромиссу. Для работы Стокгольмской конференции теперь созданы благоприятные предпосылки. А «Хельсинки Саномат» назвала итоги встречи «редким исключением в цепи мрачных международных событий этой осени».
Советская делегация сообщила в Москву об очередной победе.
«Повестка дня, расписание работы и другие организационные условия первого этапа Конференции обеспечивают необходимые возможности для проведения позиции Советского Союза, для деловой, конструктивной работы Конференции. Эти решения подготовительной встречи были достигнуты вопреки попыткам США и некоторых их союзников протащить в том или ином виде положения, которые предопределили бы заранее включение в повестку дня конференции таких вопросов, обсуждение которых было бы направлено на раскрытие военной деятельности государств, которая отнюдь не вызывается интересами военной опасности в Европе.»
Все сказанное здесь было истинной правдой. Я не читал отчетов моих западных коллег об итогах хельсинкской встречи, но думаю, что они могли написать нечто подобное. С той лишь разницей, что успех встречи там приписывался бы усилиям западных стран и указывалось бы, что Советскому Союзу не удалось протащить в повестку дня Конференции положения, которые предопределили бы обсуждение интересующих его вопросов. И они тоже были бы правы.
В том и состояло искусство дипломатии тех лет, чтобы находить такие формулировки, которые позволяли каждой стороне утверждать, что именно их предложения отвечают принятой повестке дня, а предложения противной стороны никак в нее не вписываются. Это нужно было и для пропаганды, и для отчёта собственному руководству. Образцом такого дипломатического творчества является принятая в Хельсинки повестка дня.
Попробуйте, к примеру, найти какой— либо смысл в таком ее пункте:
«Внесение предложений государствами — участниками, обсуждение и принятие набора взаимодополняющих мер по укреплению доверия и безопасности в соответствии с положениями Итогового документа мадридской встречи...»
Не найдете. Попросту говоря, это не что иное, как отсылка к мандату, принятому на Мадридской встрече ОБСЕ. В мадридском же документе на сей счёт говорится:
«Цель Конференции... заключается в поэтапном осуществлении новых, эффективных и конкретных действий, направленных на развитие прогресса в укреплении доверия и безопасности и в достижении разоружения, с тем чтобы претворять в жизнь и выразить обязанность государств воздерживаться от применения силы или угрозы силой в отношениях друг с другом.»
Но будем откровенны хотя бы много лет спустя: такие рамки могут при желании оказаться достаточно широкими, чтобы обосновать необходимость принятия практически любого предложения — будь то советского или американского. Все они без труда могут изображаться отвечающими такой поставленной цели. В то же время эти же рамки можно трактовать и достаточно узко, утверждая, что предложения противной стороны не новы, не конкретны, не эффективны, не направлены на уменьшение опасности военного противостояния и т.д. Все зависит от полета фантазии, изобретательности и ораторского искусства.
Ну а в чём здесь смысл по существу дела? Зачем весь этот сложный процесс переговоров, который в конечном счёте фиксирует, что каждая сторона осталась при своём? Что это — сложный дипломатический балет с выкрутасами и пустая трата времени?
Не совсем. Хотя стороны продолжают оставаться на своих прежних позициях, они выразили согласие продолжать переговоры, а значит, видимо, будут готовы искать компромисс. В общем, сделан первый шаг. Но, как учил Громыко: раз они сделали первый шаг, то сделают и второй и третий — надо только давить. Так же рассуждали американцы, натовцы и нейтралы. Таковы суровые законы переговоров будь — то дипломатических или в бизнесе. Предстоит нещадная торговля со взаимными уступками, как на простом базаре. Но, главное, стороны по— видимому готовы к этому. Начало положено. Вроде бы.
Наступил понедельник 14 ноября. Ни одна делегация не потребовала созыва заседания и внесения поправок в согласованный накануне документ. Таким образом, он был принят окончательно.
Мы вздохнули с облегчением. Не только потому, что дело было сделано. Но и потому, что над переговорами постоянно нависала угроза размещения американских ракет в Европе. Что тогда будет с Хельсинкской встречей? Не получим ли мы в одночасье указания уйти с переговоров и покинуть финскую столицу?
В заявлении Андропова 26 октября содержалось недвусмысленное предупреждение: в случае размещения американских ракет Советский Союз уйдет с переговоров в Женеве. Я знал, что обе делегации — Квицинского на переговорах по ОЯВЕ и Карпова на ОСВ — имеют на сей счет четкие указания. А как в отношении наших переговоров в Хельсинки и Стокгольме?
В директивах советской делегации на этот счет ничего не говорилось. Но в Москве перед отъездом в Хельсинки такая перспектива горячо обсуждалась. В Минобороны и Международном отделе ЦК были весьма сильны настроения поступить именно так. Да и в МИДе немало горячих голов считали, что «раз погром, так погром — покажем американцам кузькину мать».
Громыко удалось вывести тогда Стокгольмскую конференцию из черного списка ответных мер. Его основной довод сводился к тому, что, уходя из Женевы, где идут двусторонние переговоры, мы наносим удар по американцам. А уход из Стокгольма — это уже удар и по нейтральным странам, и тем союзникам США, которые связывают с разработкой мер доверия надежду на общее улучшение обстановки в Европе. Такими действиями мы будем подталкивать их в объятия США, а сами окажемся в изоляции. Нужно показывать, что мы готовы вести переговоры о безопасности в Европе, но не с Америкой.
