- Сорок пять, товарищ полковник.
- Ну вот, еще тридцать пять вылетов - и Пронин Герой! Товарищи, вы знаете, что за восемьдесят выполненных боевых вылетов на бомбометание с пикирования по приказу Верховного Главнокомандующего положено представлять к званию Героя Советского Союза? - спрашивает нас комдив.
- Знаем! - гудят голоса.
- Мы, летчики, пикирование очень любим, - обращаясь к Чучеву, говорит Василий Герасимов. - Когда ставится боевая задача на бомбометание с горизонтального полета, у нас даже портится настроение. А вот с пикирования!..
- Знаю. Я уже не раз слышал об этом. Пикирование при всем при том еще и отличный противозенитный маневр! А у вас, товарищ Герасимов, сколько боевых вылетов? Почему-то вы без награды. Помню, на вас давно уже наградной материал был.
- Он свой орден в чемодане хранит. Бережет до дня победы! - бросает шутку стрелок-радист Монаев.
Не слушая Монаева, Герасимов отвечает на вопрос комдива:
- У меня, товарищ полковник, сорок вылетов, - затем он переводит взгляд на стрелка и, показав ему кулак, уже другим тоном произносит: - Вот закончится построение, и я скажу тебе, как разведчик разведчику...
- Скажи, скажи ему, тезка! - засмеялся летчик Василий Голубев.
- А гвардейцами мы скоро будем, товарищ полковник? - перебивая всех, громко спрашивает штурман Сенкевич.
- Могу по секрету сказать: скоро, товарищи, будем гвардейцами! Но учтите: бить врага уже сейчас надо по-гвардейски! Бить его надо так, чтобы скорее изгнать с нашей священной земли. Ну что ж, может, уже и хватит разговоров? Вы новые цели получили?..
- Есть цели, - отвечает капитан Вишняков.
- Желаю успеха! А как на пикировании, именно на пикировании, девятый гвардейский вас прикрывает?
- О, с асами девятого гвардейского мы чувствуем себя спокойно. "Худых" чертей к строю и близко не подпускают!
- Молодцы! Так командиру полка Морозову можно и передать?
- Так и передайте!
- До свидания, товарищи.
- До свидания, - дружно ответили мы.
* * *
...27 сентября 1943 года. На старт с пикирующим вариантом подвески бомб выруливают самолеты эскадрильи Генкина. Получив задание на разведку в районы Мелитополя, Каховки, Херсона, Большой Лепатихи, Апостолова, Никополя, Большой Белозерки, Михайловки, я тоже выруливаю на старт. Каждый раз, уходя на разведку, знаю, что мои боевые друзья или уже улетели, или собираются на задание. И напрашивается вопрос: "Все ли мы прилетим домой?"
Выполнив боевое задание, приземляю машину и заруливаю ее на стоянку. Летчики и техники стоят понурые. Догадываюсь - произошло что-то непоправимое.
_ Кто-то не вернулся с задания, - говорит мне Зиновьев, внимательно разглядывая собравшихся. - Да, это чувствуется по обстановке...
На стоянке техник Занегин. Он стоит слева - выключаю первым левый мотор.
- Что случилось? - спрашиваю техника, сбросив с головы шлемофон.
- Самолет Генкина не вернулся. Прямое попадание снаряда, - отвечает он.
- Генкин? - с болью вырывается у меня. Как же это так!.. А?
Выходим с Борисом из кабины. Спрашиваю у ребят подробности гибели экипажа Генкина, по в это время подъезжает полуторка, мы садимся в кузов и едем докладывать майору Соколову о выполнении задания. Когда он сказал: "Вы свободны", я направился к летчикам третьей эскадрильи.
- Ты летал сегодня, Юра? - спрашиваю Ермолаева.
- Летал.
- Как все произошло?
- Произошло так, как происходит, когда в центральный бензобак попадает крупнокалиберный снаряд. Машину мигом охватило пламя. Генкин "клюнул" вниз, сбросил бомбы, дотянул на свою территорию, и все трое - Генкин, Раицкий и Минченков - выпрыгнули.
- Много было разрывов зенитных снарядов?
- Вагон и маленькая тележка! Под Мелитополем они лупят как ошалелые! отвечает штурман звена Лакеенков.
- Ведь что произошло? Мы должны были бомбить станцию Райхенфельд с боевым курсом двести тридцать градусов, - начал рассказывать Ермолаев. - И только решили перестраиваться для пикирования по звеньям, как сильным заградительным огнем ударили зенитки. Поверь, Коля: света белого не видно из-за разрывов.
- Знаю, приходилось на своей шкуре испытать.
- Ну вот. Командир отвернул влево. Мы ушли за линию фронта и зашли на станцию с тыла. Но в момент подачи командиром сигнала на перестроение в его самолет попал снаряд. Произошла, скажу, небольшая заминка, а потом Покровский с Лакеенковым взяли команду на себя, и мы, выпустив тормозные решетки, пошли восьмеркой в атаку на станцию.
- И положили бомбочки точно в цель! - дополняет рассказ Ермолаева стрелок-радист Зубенко.
- Потеря сегодня большая. Нет с нами командира Генкина, штурмана Раицкого и начальника связи Минченкова, - говорит летчик Анучиков, затягиваясь папиросой.
- Это верно, что их ветром отнесло за линию фронта?
- Верно, Коля. Я хорошо видел, - подтверждает штурман Иващенко. - У фашистов им, конечно, не поздоровится...
- Может, они еще вернутся? Ведь на войне всякое бывает... - с надеждой говорит Ермолаев. И, немного помолчав, добавляет: - Не укладывается, братцы, все сегодняшнее в голове. Не укладывается...
После освобождения станции Райхенфельд туда была послана группа однополчан под командой начальника воздушно-стрелковой службы полка капитана Вигдорова. И мы узнали немногое, но страшное.
Штурмана эскадрильи капитана Раицкого, приземлившегося километром западнее Генкина и Минченкова, немцы долго преследовали с овчарками. Он отстреливался и был убит.
Когда фашисты схватили Генкина и Минченкова и стали кричать: "Юдэ! Юдэ!" - Генкин плюнул офицеру в лицо. Гитлеровцы стали его бить автоматами, а затем слили из грузовой машины в ведро бензин, облили их и подожгли.
Но и на этом фашистские изверги не остановились: они сровняли с землей месте захоронения Раицкого и в течение двух недель не разрешали населению похоронить Генкина и Минченкова. И все же нашлись люди, которые под покровом ночи присыпали обгоревшие тела героев землей.
Группа Вигдорова похоронила Генкина и Минченкова у зеленого тополя-великана, далеко разбросившего свою богатырскую крону.
Еще придут далекие, светлые послевоенные дни, и жители села Плодородное Мелитопольского района перенесут их останки в братскую могилу. Над ней расцветут цветы. Зашумит листвой посаженный пионерами парк. Станет на гранитный постамент бронзовый солдат. Приедут однополчане. Приедут, положат красные гвоздики и уронят горючие слезы жена, сестра и дочь Генкина. Они увидят зажиточную, привольную колхозную жизнь, искрящийся виноград, склонившиеся к земле ветки яблонь. Расскажут о своем отце, брате и муже. И услышат: "Мы внаем, что за родной край отдали жизнь лучшие наши люди, поэтому стараемся сделать для Родины больше хорошего, чтобы жить за себя и за них... Оставайтесь у нас. Будете всем нам родными". Но это придет, и придет не скоро...
