Если встать на эту точку зрения, то нетрудно опровергнуть и принцип универсальной смеси центральный принцип теории Анаксагора. Аристотель это и делает, прибегая к своего рода мысленному эксперименту. Он рассматривает смесь двух элементарных веществ — мяса и воды — и проводит последовательное изъятие из этой смеси все более мелких порций мяса. Но предоставим слово самому Аристотелю: «Далее, если все это содержится друг в друге и не возникает, а выделяется, будучи заключено в другом, причем называется по тому, чего больше, и из любого [вещества] возникает любое… (например, из мяса выделяется вода, а мясо из воды)…» (там же, 187Ь 20–25).
До сих пор все было очень точно. Но теперь, правильно подытожив основные положения теории Анаксагора, Аристотель делает вывод, с которым сам Анаксагор никогда не смог бы согласиться: «…то ясно, что каждое [вещество] не может содержаться в каждом. Ибо после изъятия из воды мяса и возникновения другого [мяса] путем выделения из остатка, даже если выделяющаяся [часть] будет все время меньше, все-таки она не станет меньше некоторой [определенной] величины (курсив наш. — И. Р.). А поэтому, если выделение остановится, не все будет содержаться во всем (ведь в оставшейся воде мяса уже не будет), если же оно не остановится, а изъятие будет происходить все время, то в конечной величине окажется бесконечное множество равных конечных [частей], что невозможно» (там же, 187Ь 25–35).
Мы подчеркнули то утверждение Аристотеля, которое находится в прямом противоречии с положением Анаксагора об относительности большого и малого и о безграничной делимости. Аристотель не считает возможным представить себе смесь воды и мяса иначе, как в виде смеси конечных (хотя бы и очень малых) частичек чистой воды и чистого мяса. Между тем таких чистых частичек, по теории Анаксагора, как раз и не может быть. Согласно этой теории, единственное, о чем можно было бы говорить, — это об отделении от смеси таких ее частей, которые содержат относительно большие доли мяса. При таком отделении концентрация мяса в остатке будет все время понижаться. Но она никогда не может стать равной нулю, ибо в оставшейся части смеси всегда будет находиться какая-то — пусть очень малая — концентрация мяса. Процесс разделения мяса и воды не сможет поэтому никогда закончиться; в лучшем случае он будет эквивалентен асимптотическому приближению остатка смеси к чистой воде.
Теория материи Анаксагора была хорошо продуманной и логически безупречной теорией. Однако из нее следовали выводы, которые казались весьма парадоксальными и не могли получить универсального признания ни в V в., ни в более позднее время. Опираясь на свою интуицию естество испытателя, Аристотель чувствовал, что реальное вещество не мажет быть делимо до бесконечности и что строгое применение тезиса об относительности большого и малого должно было в конечном счете привести к противоречию с данными науки. Тезис об относительности большого и малого отрицал иерархию в строении вещества, признание которой лежит в основе всякой атомистики и которая нашла подтверждение в ходе дальнейшего развития естественных наук. Аристотель отрицал атомистику, но тем не менее понимал, что такая иерархия должна существовать; в противном случае надо было бы допустить, что могут существовать животные и растения любой величины или малости. Теория Анаксагора не исключала такой возможности, хотя в своем сочинении Анаксагор об этом, по-видимому, не говорил.
Таким образом, критика теории Анаксагора Аристотелем базировалась не на непонимании этой теории (мы видим, что Аристотель очень хорошо ее понимал), а на принципиальном неприятии некоторых основных ее положений.
Заметим, что хотя Аристотель и называет «существующие вещи» Анаксагор а подобочастными (добавляя к ним еще противоположности), но в дальнейшем изложении теории Клазоменца он нигде не говорит о подобочастности в смысле принципа или специального положения этой теории. Что означает утверждение, что вещество, по Анаксагору, состоит из подобочастных? Только то, что если бы можно было выделить из анаксагоровской смеси ее элементарные компоненты («существующие вещи»), то каждый из этих компонентов оказался бы физически однородным, т. е. (по Аристотелю) подобочастным. Однако все дело в том, что (по Анаксагору) такое выделение невозможно в силу принципа универсальной смеси, поэтому к реальным вещам понятие аристотелевской подобочастности принципиально неприменимо.
Тем не менее многие интерпретаторы теории Анаксагора, как в древности, так и в Новое время, писали о подобочастности как о фундаментальном принципе этой теории. Из древних к ним относится Лукреций Кар, которого мы уже цитировали в предыдущей главе в связи с космогоническим принципом «Подобное стремится к подобному». У Лукреция свойство сходных предметов стремиться друг к другу именуется «гомеомерией».
На самом деле о «гомеомерии» (или о подобочастности) можно было бы здесь говорить только в том случае, если бы частички костей и мышц, капельки крови и крупицы золота, о которых пишет Лукреций, состояли из чистого, несмешанного вещества костей и мышц, из чистой крови и чистого золота. Но мы знаем на основании принципа универсальной смеси, что, по Анаксагору, каждая кровинка и каждая крупица золота включают в себя все «существующие вещи» и являются поэтому бесконечно сложными образованиями. Они воспринимаются нашими органами чувств как кровь или как золото только потому, что эти вещества оказываются в этих частичках преобладающими. Если же мы будем делить эти частицы дальше, то в конце концов мы получим из них и такие более мелкие частички, которые уже не будут ни кровью, ни золотом, а обнаружат иные свойства — в зависимости от того, какие элементарные вещества в них будут преобладать. К подобочастности это не имеет никакого отношения.
Аналогичную ошибку допускают и современные исследователи. Так, известный английский ученый-филолог Ф. Корнфорд пишет в своей статье о теории материи Анаксагора буквально следующее: «Теория материй Анаксагора… основывается на двух принципах, которые представляются явно противоречащими один другому. Один из них — это принцип гомеомеричности. Природные вещества, такие, как кусок золота, состоят из частей, которые подобны целому и друг другу — каждая из них есть золото и ничего больше. Другой принцип — „во всем имеется часть всего“, понимаемый в том смысле, что частица золота (как и любого другого вещества), не содержа ничего, кроме золота, в то же время содержит порции всех других веществ, встречающихся в мире. Анаксагор не мог выдвинуть теорию, которая просто состоит из этого противоречия, — если только он не был крайне бестолков. Одно из этих положений должно быть переинтерпретировано таким образом, чтобы его можно было согласовать с другим. Некоторые критики подвергают нападкам одно из них, другие — другое; некоторые стремятся преобразовать оба» (42, 16).
