Горько, обидно, и злоба закипает неугасимая в груди, когда видишь, на какую простую, глупую, грубую шутку люди попадаются, как сельди в сети.
Человек хочет сделать шаг в сторону от этой сети; он уже готов привести свое намерение в исполнение, как вдруг слышит грозный окрик: "Смотри! Это карается законом". И люди, подчиняясь этому нелепому закону, убивают друг друга, не зная, для чего и во имя чего; идут сами на смерть, исполняя волю кучки людей, преследующих корыстолюбивые цели. Бесцельно умирают тысячи молодых, сильных людей, которые могли бы принести колоссальнейшую пользу народу; гибнут дети, жены, сестры, дочери и матери, падая и обагряя кровью уличные мостовые под пулями верных защитников закона.
Но в воздухе уже чувствуется что-то новое для нашего народа! Движение медленное, но есть. Надо развить его скорость!
И я верю, - а иначе и жить нет смысла, - что наступит пора, когда человечество, шагая через трупы товарищей и врагов, пройдет тяжкие испытания и среди смрада, зарева пожаров и разрушений увидит ее, всю облитую кроваво-красным светом, великую, единственную и могучую мать свободу".
Вскоре "Принцесса Христиана" пришла в Новороссийск.
Уже вечерело. Железняков и Непомнящий вышли на верхнюю палубу. Здесь хоть на короткое время можно было забыть о тесной, душной кочегарке.
Над широкой бухтой, слившейся с безбрежной темно-синей далью, дул с гор холодный норд-ост. Небо над горами медленно меняло свою окраску. Желтые с известковыми отливами вершины гор постепенно становились синими, потом фиолетовыми. Поднимался туман. Он белыми густыми клубами подбирался к вершинам. Небо затянулось сплошной густой синью. Горы погрузились в темноту.
- Как думаешь, старина, вон до той точки, - указал Анатолий рукой на черневший прямо против рейда край портового мола, - за какое время можно добраться вплавь?
- Если чуть правее взять, там далеко мель тянется. До мелкого места, пожалуй, можно доплыть минут за пятнадцать, двадцать... - медленно произнес Непомнящий. - Только вода холодновата...
- Это ничего!
"В Балтике вода была не теплей", - подумал Железняков, вспомнив, как он бежал с "Океана".
Осмотревшись кругом и убедившись, что поблизости никого нет, Анатолий достал из-за пазухи тетрадь.
- Возьми вот это, Феодосии, и спрячь пока получше. Если вдруг что-либо случится со мной, постарайся передать эту тетрадь по указанному адресу.
В это время раздался чей-то громкий голос:
- Викторский! Живо! К капитану! Непомнящий, спрятав под рубаху тетрадь, с тревогой сказал:
- Это что-то неспроста, если к капитану требуют.
- Ладно, старина, иди в кубрик, потом расскажу, зачем вызывают, - уже на ходу кинул Железняков. Войдя в каюту капитана, Анатолий спросил:
- Вы вызывали меня, господин капитан?
- Да, вызывал. - И после небольшой паузы угрюмо добавил: - Так вот, Викторский, я должен тебя уволить, притом немедленно...
Железняков был готов ко всему, только не к этому.
- За что увольняете, господин капитан? - глядя прямо в глаза Каспарскому, спросил Железняков. Каспарский, выдержав этот взгляд, грубо ответил:
- Это дело не твое, за что я тебя увольняю! И приказываю, чтобы уже завтра утром твоего духу не было на пароходе! - И тут же, вынув из ящика письменного стола деньги, отсчитав двадцать пять рублей, протянул их Анатолию. - Этого хватит тебе на первое время, пока не устроишься где-нибудь, - сказал он уже более мягким тоном.
- Нет, господин капитан, мне полагается больше за проработанное у вас время...
- Ну, хорошо, не будем торговаться. Вот получи, - сказал Каспарский, подавая Железнякову еще десять рублей, - и на этом разойдемся.
- Все же я хотел бы знать, за что вы меня прогоняете с парохода?
- Я капитан и делаю так, как считаю нужным! Повторяю еще раз: немедленно убирайся отсюда! А за что увольняю - узнаешь когда-нибудь... Только предупреждаю, сейчас никому ни слова, что я уволил тебя.
Железнякову показалось, что в строгих, суровых глазах Каспарского мелькнула теплота.
- Ну что ж, господин капитан, прощайте! Может быть, еще и встретимся... - сказал Анатолий, порывисто открыл дверь и вышел из каюты.
Направляясь в кубрик, Анатолий увидел Старчука. Вероятно, его предупредил обо всем Непомнящий.
- Что случилось? Зачем вызывал капитан? - с тревогой забросал вопросами Старчук своего друга.
- Я должен немедленно убираться отсюда...
Оставшись один в каюте, Каспарский задумался: "Мне кажется, что я поступил правильно, уволив Викторского. Ведь все равно в ближайшие же часы он был бы арестован здесь, на пароходе... А с меня хватит и тех неприятностей, которые получились из-за Волгина и Чумака... Потом эта драка Викторского с Коноваловым... Пусть ловят этого красавца где угодно, только не на моем пароходе... А кочегара я потерял хорошего..."
Несмотря на то что Каспарский дал указание свезти его письменное сообщение о Железнякове в портовое полицейское управление только на следующий день, Митрофанов отправил боцмана Коновалова с этим донесением уже вечером. Но полицейские не поспешили, зная, что ночью, да еще с парохода, преступник никуда не денется.
Ранним утром, когда жандармский подполковник в сопровождении двух бравых унтер-офицеров подошли на катере к борту "Принцессы Христианы", Железнякова здесь уже не было...
Итак, я гражданин...
Поезд пришел в Москву ночью.
Шагая от вокзала по темным улицам, Железняков добрался к дому на Бахметьевской, где жили его родные, на рассвете. Во дворе залаяла собака. Это был старый Полкан, любимец Анатолия.
- Полкашка! Ах ты, чертяка! Узнал! Ну спокойно, тише, тише!
И пес, как будто поняв, что нельзя громко лаять, радостно повизгивая, завилял хвостом.
Пришлось тихо, но довольно долго стучать.
- Кто там? - раздался наконец за дверью заспанный голос.
- Открой, Саня! Это я, - узнав сестру, негромко ответил Анатолий.
Трогательной и волнующей была встреча с матерью. На глазах ее от радости при виде сына показались слезы.
- Не плачь, мама, не плачь, дорогая, все будет скоро хорошо, успокаивал ее Анатолий. И тут же сказал сестре:
- Саня, мне нужен новый, как говорят, "железный" документ. Срочно нужен. Ты ведь знаешь, что старому истек срок... Надо повидаться сегодня же с Петровым. Схожу к нему, когда стемнеет...
Старый рабочий со снарядного завода Густава Листа обрадовался, увидев Железнякова.
Узнав обо всем, что пришлось пережить Анатолию и на Балтике, и на Черном море, он успокоил его:
- Насчет документов поможем. Не впервые такое дело... Ты сейчас отдохни денек-другой у меня. Тут безопасней...
Через несколько дней Железняков был снова в пути, направляясь к Черному морю, только уже не в Новороссийск, а в Батум. Он решил устроиться на работу в порту. В случае опасности быть арестованным жандармерией оттуда легче было осуществить план побега за границу.
