Современники попадали под влияние его чарующих строк, его декламации, а когда поэта не стало, образы, созданные им, продолжали волновать сердца и умы, пробуждать мысль.
* * *
Чу, кричит буревестник!.. Крепи паруса!
И грозна, и окутана мглою,
Буря гневным челом уперлась в небеса
И на волны ступила пятою.
В ризе туч, озаренная беглым огнем
Ярких молний, обвитых вкруг стана,
Мощно сыплет она свой рокочущий гром
На свинцовый простор океана.
Как прекрасен и грозен немой ее лик!
Как сильны ее черные крылья!
Будь же путник, как враг твой, бесстрашно велик…
Вполне возможно, что Максим Горький был знаком с этим стихотворением, прежде чем написал своего знаменитого «Буревестника».
Смею предположить, что тема женской красоты, трогательно прозвучавшая у Надсона в двух его стихотворениях, написанных в разные годы, но с одним названием — «Дурнушка», была подхвачена и получила развитие в блистательном стихотворении Николая Заболоцкого — «Некрасивая девочка».
ДУРНУШКА
Бедный ребенок — она некрасива!
То-то и в школе, и дома она
Так не смела, так всегда молчалива,
Так не по-детски тиха и грустна!
Зло над тобою судьба подшутила:
Острою мыслью и чуткой душой
Щедро дурнушку она наделила —
Не наделила одним — красотой!..
Ах, красота — это страшная сила…
…Пусть гордо не пленит собою
Твой образ суетных очей,
Но только мысль живой струею
В головке билась бы твоей…
В январе 1886 года вышло второе издание стихов Семена Надсона, а в марте — третье. В апреле поэт устраивает еще один вечер в пользу литературного фонда в Киеве, и опять большой успех!
* * *
Наперекор грозе сомнений
И тяжким ранам без числа
Жизнь пестрой сменой впечатлений
Еще покуда мне мила.
Еще с любовью бесконечной
Я рвусь из душной темноты
На каждый отклик человечный,
На каждый проблеск красоты.
Чужие стоны, скорбь чужая
Еще мне близки, как свои…
Из Киева Надсон переезжает в Ялту и вскоре после прибытия получает радостное известие, что Академией наук ему присуждена Пушкинская премия в 500 рублей. Он счастлив и горд.
К сожалению, счастье и несчастье — одновременно. Болезнь продолжает прогрессировать.
* * *
Нет, в этот раз недуг мне не солжет:
Я чувствую, как отлетают силы;
Смерть надо мной, она стоит и ждет…
И я — на рубеже могилы…
Состояние больного характеризуется как «печальное»: каверны в легких, лихорадка, упадок сил. В эти тяжелые дни к физическим страданиям поэта прибавляется и душевная мука, вызванная агрессивными, в виде фельетонов, газетными публикациями некоего Буренина, имя которого упоминает в одной из своих эпиграмм поэт-сатирик Дмитрий Минаев:
По Невскому бежит собака,
За ней Буренин тих и мил.
Городовой, следи, однако,
Чтоб он ее не укусил.
Свое нелицеприятное мнение о недостойном поведении этого литератора выскажет и лечащий врач поэта, г-н Штангеев: «Я убежден, что умерший безвременно Семен Яковлевич Надсон, несмотря на безнадежность болезни, мог бы прожить по меньшей мере до весны или даже осени, если бы фельетон Буренина не был напечатан».
В последнем фельетоне, опубликованном в газете «Заря» Буренин обвинил смертельно больного поэта в том, что он представляется больным и умирающим, чтобы жить за счет частной благотворительности.
Это оказалось «последней каплей». 19 января (по старому стилю) 1887 года, в 9 часов утра, после продолжительной агонии Семена Яковлевича Надсона не стало.
Его тело было перевезено в Петербург и похоронено на Волковом кладбище при большом стечении народа, в основном студенческой молодежи и литераторов. Общественное внимание к усопшему поэту выразилось в некрологах, лекциях, рефератах, литературных вечерах, посвященных его памяти, в Москве, Петербурге, Киеве и других городах.
Старейший поэт Полонский написал на смерть Надсона стихотворение с такой заключительной строфой:
Спи с миром, юноша-поэт,
Вкусивший на дороге краткой
Все, что любовь дает украдкой:
Отраву ласки и клевет,
Разлуки гнет, часы свиданий,
Шум славы, гром рукоплесканий,
Насмешку, холод и привет —
Спи с миром, юноша-поэт!
Сам Надсон, зная, что дни его сочтены, написал о своей грядущей смерти прямо и жестко:
Расчетливый актер приберегает силы,
Чтоб кончить с пафосом последний монолог…
Я тоже роль сыграл, но на краю могилы
Я не хочу, чтоб мне рукоплескал раек…
Я умереть хочу с холодным убежденьем,
Без грома и ходуль, не думая о том,
Помянут ли меня ненужным сожаленьем
Иль оскорбят мой прах тупым своим судом.
Я умереть хочу, ревниво охраняя
Святилище души от чуждых, дерзких глаз,
И ненавистно мне страданье напоказ…
А я позволю себе процитировать поэтическую фразу Семена Яковлевича Надсона, в свое время широко известную всей читающей России:
«Не говорите мне: он умер — он живет.
Пусть жертвенник разбит — огонь еще пылает,
Пусть роза сорвана — она еще цветет,
Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает».
Потерянный мир Георгия Иванова
Под сенью домашнего крова,
где б ни был тот кров и тот дом,
под музыку русского слова
так сладко грустить о былом!
В тринадцатом году, еще не понимая,
Что будет с нами, что нас ждет,
Шампанского бокалы подымая,
Мы весело встречали Новый год.
Как мы состарились! Проходят годы.
Проходят годы — их не замечаем мы…
Но этот воздух света и свободы,
И розы, и вино, и холод той зимы
Никто не позабыл, о, я уверен.
Должно быть, сквозь свинцовый мрак
На мир, что навсегда потерян,
Глаза умерших смотрят так.
ПОТЕРЯННЫЙ МИР ГЕОРГИЯ ИВАНОВА!
