Когда сеньор де Бушаж, де Клерье и Мишель де Граммон вместе с другими прибыли к королю и королеве Кастилии, их разместили под охраной в таком месте, где они ни с кем не могли общаться. Король и королева трижды беседовали с ними, и, когда де Бушаж рассказал им о том, что сообщили де Клерье и Мишель де Граммон, они ответили, что высказывали лишь свои соображения, ничуть не больше, и что они охотно вступят в переговоры о мире и готовы заключить его к чести и выгоде нашего короля. Де Клерье был весьма раздосадован таким ответом, и не без причины, и стал доказывать им в присутствии сеньора де Бушажа, что они ему раньше говорили иначе.
Сеньор де Бушаж и его спутники заключили тогда перемирие [604], которое могло быть расторгнуто через два месяца после объявления одной из сторон; в него не включались члены лиги, но оно распространялось на зятьев и сватов короля Испании: на римского короля и короля Англии, ибо принц Уэльский и эрцгерцог Австрийский были женаты на их дочерях и до сих пор живут с ними [605]. Правда, принц Уэльский еще очень молод. У них была еще одна дочь на выданье [606], ибо всего их было четыре; старшая овдовела после того, как вышла замуж за короля Португальского и он на глазах у нее сломал себе шею, пустив в карьер арабскую лошадь, и случилось это через три месяца после женитьбы[607].
Когда де Бушаж вернулся и сделал доклад, король понял, что правильно поступил, послав его, и что, по крайней мере, он будет теперь уверен в том, в чем ранее сомневался; относительно же де Клерье он решил, что тот слишком легковерен. Де Бушаж сообщил ему, что не смог ничего сделать, кроме как заключить перемирие, и оно действительно было удачным, поскольку означало раскол лиги, которая так помешала королю в его делах и которую он, несмотря на все попытки, никак не мог расколоть. Де Бушаж сказал также, что вслед за ним к королю приедут послы короля и королевы Кастилии и они, как было сказано ему при отъезде, получат полномочия заключить добрый мир. А еще он сказал, что принц Кастильский, единственный сын короля и королевы Испании, был болен, когда они уезжали.
Через 10 или 12 дней после возвращения де Бушажа и его спутников от одного королевского герольда, оставленного в Испании, чтобы привезти испанское посольство, де Бушажу пришло письмо. В нем было сказано, чтобы он не беспокоился, если послы задержатся на несколько дней, ибо скончался принц Кастильский [608], по которому короли (их именно так называли) [609] скорбят так сильно, что и представить невозможно, в особенности королева, за жизнь которой даже стали опасаться. Я и впрямь никогда не слышал о таком трауре, какой был объявлен по всем их королевствам, ибо все ремесленники, как рассказывали мне позднее их послы, прекратили работу на 40 дней, все оделись в черные одежды из грубого сукна, а знатные и состоятельные люди ездили и на мулах, покрытых до колен этим сукном, так что открытыми оставались только глаза; черные флаги вывесили на воротах всех городов. Когда мадам Маргарита, дочь римского короля и сестра монсеньора эрцгерцога Австрийского, которая была женой этого принца, получила скорбную весть, то, будучи беременной на шестом месяце, она разродилась мертвой девочкой.[610]
Сколь же печальна была эта смерть для их дома, который покрыл себя такой славой и честью и владел по праву наследования такими обширными землями, каких никогда не было ни у одного христианского государя, державшего наследственные земли, и который совершил столь прекрасное завоевание Гранады и вынудил нашего короля уйти из Италии, сорвав его планы, что считалось их великим успехом, принесшим им почет во всем мире! Папа даже хотел передать им титул «христианнейших», отняв его у нашего короля, и несколько раз уже употребил его в бреве, отправляемых им; но поскольку этому воспротивились некоторые кардиналы, он дал им другой титул и стал называть «католическими»; этот титул остается по сей день, и надо полагать, что и в будущем Рим сохранит его за ними. Они привели свое королевство в полное повиновение и восстановили в нем справедливость, так что казалось, что и бог и мир хотят почтить их более, чем любого другого государя, к тому же и сами они пребывали в добром здравии.
Но это еще не все. Свою старшую дочь, которую они любили сильнее всего на свете, после того как потеряли принца, своего сына, они через несколько дней после его смерти выдали замуж за короля Португальского Эммануила, молодого и недавно вступившего на престол государя [611]. Корона Португалии перешла к нему после смерти последнего из их умерших королей, который был крайне жестоким правителем [612]. Он, например, велел отрубить голову своему тестю, а позднее убил и его сына, своего шурина, который был старшим братом нынешнего короля, последний же жил в постоянном страхе. Шурина он убил собственноручно во время обеда, в присутствии его жены, и своим наследником он сделал незаконнорожденного сына [613].
Совершив эти злодения, он стал жить в большом страхе и подозрениях и вскоре потерял единственного сына, который сломал шею, объезжая арабскую лошадь, когда пустил ее в карьер, о чем я уже говорил. Его сын был первым мужем той дамы, о которой идет речь и которая вышла замуж за ныне царствующего короля Португалии, вернувшись в эту страну вторично; она была, как говорят, честной и мудрейшей из всех женщин на свете.
Продолжая разговор о несчастьях, постигших в короткий срок короля и королеву Кастилии, столь славно и счастливо проживших почти до настоящего времени, т. е. до 50-летнего возраста (правда, королева была двумя годами старше), нужно сказать, что они выдали дочь за короля Португалии, чтобы не иметь более врагов в Испании, которая вся принадлежала им, кроме Наварры, где их власть также была велика, поскольку они владели четырьмя ее главными городами. Они выдали ее за короля Португальского еще и ради того, чтобы разрешить вопрос о ее вдовьей части и понесенных ранее расходах и чтобы удовлетворить некоторых португальских сеньоров, которые были изгнаны из своей страны после того, как покойный король умертвил двух вышеупомянутых сеньоров, и потеряли в результате конфискации свое имущество. Оно и поныне им не возвращено, хотя обвинены они были в том, что хотели возвести на престол нынешнего короля Португалии; одного из этих рыцарей вознаградили в Кастилии, а их земли в Португалии отошли к королеве Португальской, о которой я веду речь.
Следует иметь в виду, что нет ни одного народа, который испанцы ненавидели бы так, как португальцев; они презирают их и насмехаются над ними. Поэтому королям Испании не по душе было отдавать свою дочь за человека, неугодного для королевства Кастилии и других их сеньорий. Если б они могли, они бы так не сделали, и это причиняло им новое огорчение вдобавок к тому, что им приходится расставаться с дочерью. Однако печаль их прошла, и они провезли жениха и невесту по всем главным городам своих королевств и представили дочь как наследную принцессу, а короля Португалии – как своего наследного принца, которому надлежало стать королем после их кончины. И тогда пришло и некоторое утешение: названная дама, принцесса Кастильская и королева Португальская, забеременела. Но затем горе преисполнило их настолько, что, думаю, они хотели бы, чтобы господь забрал их из этого мира: ибо эта дама, которую они так любили и уважали, умерла в результате родов, и случилось это менее месяца назад, а у нас сейчас октябрь 1498 года. Но родившийся сын, ставший причиной ее смерти, выжил и был назван по отцу Эммануилом [614].
