Странные у нее были сочетания: самых путаных представлений о мировых событиях — и неколебимого отвращения к нашему режиму; крайней женской беспорядочности, нелогичности в речи, в поступках — и вдруг стальной прямоты и верности, когда касалось главного Дела, четкого соображения, безошибочно дерзких решений (это я потом, с годами все больше рассматривал).
Наталья Соженицына — Степану Татищеву
21 мая 1979
Принимаюсь сейчас за свои неоплатные долги, и вы — первый, кому пишу. Простите Бога ради за немыслимо долгое молчание, переписка моя в безнадежном состоянии, но все же «дальним» кой-как отвечала, а близким, на чью необиду можно рассчитывать, — не писала почти год. Год у нас был страшный. Прошлой осенью мы внезапно остались без всяких помощников, и на меня навалилась неподъемная гора работы, общественных обязанностей, дома, детей и всего, что составляет нашу жизнь. Мы с мамой дошли до полусмерти буквально. Нас все ругает Наталия Ивановна, что мы не имеем права так себя загонять…
Так или иначе, но все усилия привели к победе — теперь Алик у нас, шлет вам сердечный привет. Он быстро приходит в норму, ест уже совсем нормально, спит еще со сбоями, мало выходит на воздух, предпочитает крышу над головой (камерная привычка), страстно ждет семью, контакт с которой затруднен, но все же удается говорить по телефону (уже три разговора было, завтра четвертый). Мы уже чистим-готовим для них жилье, а мальчики наши приводят в порядок свои книжки-игрушки, чтобы разделить их с Саней и Алешей. Пытаемся вытащить их приемного сына Сережу, которого упекли в армию и который формально ими не усыновлен, так что будет трудно.
Что будет дальше — трудно сейчас сказать, но общая ситуация в Москве, хотя и мрачная, дает основания верить, что Фонд не сокрушат, будет работать дальше, с не меньшим объемом трат и не меньшим охватом семей. И нужно продолжать выступать, чтоб не забывали обо всем Архипелаге, который живет и пожирает, как раньше, — не так много людей, но с большей жестокостью.
Даже не загадываю, когда смогу поехать в Европу. Н. И. писала, что подает снова заявление на поездку к сестре, но что на Колпачном «нет анкет».
Наталья Столярова — Степану Татищеву
Из писем лета и осени 1979 года
У меня есть кое-какие основания думать, что моя поездка состоится, но я суеверна: никому не говорите об этом. Если найдете время, сообщите как можно скорее дату вашего возвращения в Париж. С трудом могу вообразить себе радость быть у вас и у Анн, невелика беда, что столица далеко… Только никому ни слова.
Большое спасибо за обещанный приют. Я думаю, что в этом смысле речь идет только о сентябре (второй половине), когда у Иды[345] будет жить ее сын. Прошу вас позвонить Иде и объяснить ей положение вещей. Скажите, что она не должна по телефону упоминать ваше имя (упоминавшееся в предыдущих разговорах) или говорить о том, что я поселюсь у нее не сразу.
Получила письма Ольги, датированные апрелем. Но ведь с апреля было много волнений, пока я их дождалась. А я вас так расхваливала, рассказывая им о вас, что такая задержка казалась немыслимой… Не думайте, что вы когда-нибудь избавитесь от моих шпилек.
Я понимаю, что пронеся некоторое время знамя лен[инизма], Вы перешли к другой крайности, но мне кажется, что Вы немного несправедливы к другим. Не все столь бесстрашны, как вы, мсье Д'Артаньян! Так что будьте более снисходительным и терпимым.
Slovom est о tchom potrepatsa! Софи (отныне)[346].
* * *
Я уезжаю 22 сентября ежедневным поездом, и попрошу девушку сообщить вам телеграммой день моего прибытия — напр.: «Позвоните моей маме в воскресенье или понедельник».
Посылаю список, который я не могу везти в чемодане.
* * *
Cher ami[347], несколько слов из Женевы, чтобы вы не забыли совсем о моем существовании.
Что касается Sylviane, то дело не в полотенцах, меня беспокоит сама Sylviane. Я позвонила ей, и голос ее был странный. Я знаю, вы все объясняете (любую женскую хандру) тем, что у девушки нет мужа, и страдаете (от избытка христианства, а, по-моему, от татарского атавизма), что не можете сразу жениться на всех одиноких девушках. Но я боюсь, что хуже. Словом, если захочется, позвоните ей и поговорите с ней мило (но не давая обещания жениться на ней).
Хочу сообщить вам, что я вернусь 4-го ноября вечером и что Иды в это время не будет в Париже и Вы можете sans danger me téléphoner ce que vous avez désappris de faire[348]. Жить пока буду у нее.
Мне нужно самое трудное: иметь с вами деловой мужской разговор о возможностях и невозможностях отсылки книг в Москву. Не права ли была я, когда писала бородачу, что у вас больше возможностей с книгами и письмами, чем у Никиты Струве, или я ввела их в заблуждение?
Из интервью Натальи Столяровой
Кто был любимым композитором Поплавского — Вагнер, может быть?
— Почему-то сомневаюсь, чтобы торжественный Вагнер был его любимым композитором. Ни разу не говорили о музыке. Любил цыганские и русские романсы.
Русские писатели, которых он особенно ценил?
— Не помню, кого он особенно ценил из литераторов русских, но о Розанове при мне несколько раз был разговор.
Западные писатели, которые оказывали влияние, — Джойс, Пруст, Лоренс? Другие?
— Не помню.
Наталья Столярова — Степану Татищеву
Из писем 1980 года
Милый друг, спасибо за письмо и за все остальное. Учитывая ваше время, рассматриваю письмо как жертву, которая вам зачтется на том свете. Надеюсь, все ваши живы и здоровы, в том числе Николай Дмитриевич.
Ваш рассказ о нахале я прочла с удовольствием, вспомнив при этом, как вы попросили меня привести к вам это неотесанное местечковое чудовище и как он сладко храпел, пока мы переживали историю с моей подругой. И вообще, Жорж Данден, вы сами превратили свой дом в странноприимное заведение, единственное, что непонятно, это что все ваши друзья не из консервативной эмигрантской партии, а из лейбористов. При этом (Севера вы не теряете!), вы дружите и с той стороной.
Рада, что вы трепались обо мне с маленькой женщиной (которая могла бы мне написать, черт возьми!), но изумилась насчет «ривалите»[349] с моей подругой и моей ревности. Вы теряете чувство юмора, мон шер, и голова у вас съехала набекрень (простите за жаргон) от успеха у женщин. Нет, мы с Идой не будем вызывать друг друга на дуэль из-за вас. Хотя бы потому, что я слишком уверена в ваших чувствах… Между прочим, вы даже не передали ей привета, а она жалеет, что вы не пришли на вокзал.
