Примерно в то же время мне прикололи на мундир Германский Крест в Золоте.
Во второй части представления к этой высокой награде говорилось: «В ходе оборонительных боев к северу от Ржева офицер медицинской службы полка оберарцт Хаапе руководил работой перевязочного пункта в Полунино. В период со 2 по 21 августа 1942 года, вынужденный действовать практически в одиночку в примитивных условиях, а также в условиях сильного артиллерийского, бронетанкового и пехотного обстрелов, оберарцт Хаапе оказал медицинскую помощь в общей сложности пятистам двадцати одному раненому. Благодаря значительным личным усилиям и прекрасной организации работы перевязочного пункта он не только оказал помощь всем без исключения раненым солдатам, но также обеспечил их своевременную эвакуацию в тыловые области…
Во время вражеского прорыва у Полунино д-р Хаапе вместе с легко раненными солдатами занял оборонительные позиции в окопах, примыкавших к перевязочному пункту, стойко защищал его и внес существенный вклад в общий успех обороны на этом участке. Когда в результате ожесточенного боя все полевые телефоны и радиосвязь вышли из строя, д-р Хаапе добровольно вызвался доставить важные оперативные донесения по ситуации в штаб полка одновременно с эвакуацией в тыл своих раненых. В течение нескольких дней д-р Хаапе принимал активное личное участие в организации противотанковой обороны, в том числе в закладке мин и сооружении других противотанковых заграждений. В ходе прорыва русских 18 августа д-р Хаапе, являясь одним из всего двоих оставшихся в живых офицеров, собрал вместе разрозненные остатки батальона и сумел организовать новые эффективные оборонительные позиции, чем внес очень существенный вклад в предотвращение вражеского прорыва к Ржеву».
Но для меня это были часы, дни и недели, переполненные кровью, невыразимым ужасом и страданиями. И самым лучшим вознаграждением был для меня тот факт, что каждый раненый, прошедший через мои руки, был благополучно эвакуирован. Конечно, некоторые из них умерли от своих страшных ран; ко многим из них я был вынужден применить самые грубые формы полевой хирургии для того, чтобы дать им шанс выжить в дальнейшем; но все они получили от меня все, что только я мог дать им, и ни один из моих раненых ни разу не попал в руки врага. Потери с нашей стороны были огромны, и поскольку я каким-то образом сумел уцелеть во всем этом, то оказался в 1942 году одним из наиболее награжденных фронтовых врачей Вермахта, а также был удостоен внеочередного звания штабсарцт и назначения на должность дивизионного адъютанта медицинской службы при оберфельдарцте Грайфе.
* * *
Так, с жесточайшими кровопролитными боями, мы удерживали Ржев до наступления зимы, а затем вынуждены были начать отступление, которое постепенно приняло необратимый характер. Война закончилась для меня уже на берегах Рейна, в одном из старинных фортов. Оказавшись в безнадежном окружении, мы в конце концов прекратили ставшее бессмысленным сопротивление и капитулировали. Ко мне подошел французский офицер, я сдал ему свой комиссарский револьвер, и на этом моя война была закончена.
* * *
…Я снова взглянул на письмо от фон Калкройта. Он писал мне о том, что уже пытался однажды организовать встречу ветеранов нашего полка в Биелефельде, но смог разыскать только обер-лейтенанта Райна из батальона Хёка и пришедшего к нам уже под самый конец лейтенанта Аустерманна. Оберст Беккер теперь уже вернулся, а когда писались еще только первые главы этой книги, он находился в Сибири, отбывая длительный срок заключения как «военный преступник». Зимой 1955 года, однако, он оказался в числе одной из самых первых партий немцев, все-таки освобожденных коммунистами. Жена Беккера не знала о его возвращении вплоть до почти самого последнего момента и, не веря своему счастью, встретила своего старика обратно практически с того света; старого вояку еще удавалось разговорить на тему о свирепых боях за Ржев, но что касалось его пребывания в Сибири — то тут уж из него невозможно было вытянуть ни слова.
Престарелый Вольпиус закончил свою не слишком поражавшую воображение карьеру военного врача в Сталинграде. Там же погиб и Крамер. Ламмердинг еще до капитуляции Германии был освобожден от военной службы в Вермахте по инвалидности в результате тяжелого ранения, полученного им у Гридино, и уже приступил было даже к изучению юридического права в Гейдельберге. Но тут союзные войска высадились во Франции и начали свое стремительное продвижение по ней. Ламмердинга мобилизовали снова, и уже через четырнадцать дней, сражаясь с неприятелем во главе приданной ему роты у Эйфеля, он получил пулевое ранение в живот, оказавшееся на этот раз смертельным. Барон фон Бёзелагер оказался единственным оставшимся в живых кавалерийским командиром из числа побывавших на Восточном фронте, но все равно погиб, пытаясь сдержать финальный натиск русских на Варшаву.
За несколько дней до письма от Калкройта я получил еще одно послание, адресованное «Дяденьке доктору»; пришло оно от семнадцатилетней Малиес Аппельбаум, дочери Генриха — той самой маленькой девочки, которой я рисовал картинки, побывав на ферме Генриха во время своего первого отпуска. «Мы до сих пор не знаем точно, что случилось с моим папой, — писала она. — Нам ничего не известно о нем начиная с 1944 года». Генрих погиб. Я знаю это точно, хоть у меня и нет достаточно весомых подтверждений этого. Генрих мертв просто потому, что он никогда не позволил бы себе сдаться в плен.
Мюллер? Вероятно, он был убит под Березиной, но утверждать этого точно я не могу. Возможно, он до сих пор в Сибири. Возможно, в Сибири до сих пор находится не только он, но и многие другие солдаты и офицеры 6-й Биелефельдской дивизии. Возможно, они так никогда и не вернутся назад. А может быть, они отправятся в свое далекое путешествие обратно к жизни уже завтра.
Это прежде всего история 3-го батальона — одного из трех батальонов, составлявших 18-й пехотный полк. Этот и два других полка входили, в свою очередь, в состав 6-й дивизии (известной также как Биелефельдская дивизия или «Вестфальские гренадеры», поскольку большая часть ее солдат была призвана на службу из Вестфалии и с нижнего Рейна). Вместе с несколькими другими 6-я дивизия входила в состав Девятой германской армии, которая вместе с Второй и Четвертой германскими армиями, а также двумя бронетанковыми группами под командованием Гудериана и Гота составляла на Восточном фронте Группу армий «Центр».
На практике к каждой пехотной дивизии прикреплялся также один артиллерийский полк, один полк инженерных войск (которых называли саперами), разведывательный отдел, а также подразделения снабжения, интендантские части и части медицинской службы — доводя таким образом общую численность дивизии до примерно восемнадцати тысяч человек. В каждом полку, помимо трех составлявших его батальонов, имелись еще штабная рота, рота тяжелой артиллерии, противотанковая рота, а также военный оркестр, в результате чего общая численность полка составляла около трех тысяч шестисот человек.
