(И. Ильф, Е. Петров. Как создавался Робинзон)
Это, конечно, пародия, сатира. Но в этом своём пародийном, сатирическом рассказе авторы не слишком далеко ушли от реальности. С самого начала ведь было оговорено, что Робинзон в заказанном автору произведении будет не какой-нибудь, а – советский . Стало быть, автору в этом случае нельзя было обойтись без руководящей роли профсоюза, лавочной комиссии, членских взносов, несгораемого шкафа и стола для заседаний. (Насчёт руководящей роли профсоюза – это, конечно, эвфемизм: в реальности писателей, уклонившихся от священных принципов соцреализма, обвиняли в недооценке руководящей роли коммунистической партии).
И совершенно так же, руководствуясь той же логикой, теми же эстетическими установками, поучает Солженицын Антона Павловича Чехова.
Коли ты взялся писать про архиерея, – выговаривает он ему, – то есть про дела церковные, – так уж будь добр: раскрой и весь механизм взаимоотношений Церкви с государственной властью. И про Синод сказать не забудь, и про обер-прокурора Синода, без которого невозможна даже хиротония епископа...
Самое тут смешное, что Солженицыну в этом рассказе Чехова, – совсем как ильфипетровскому редактору в романе писателя Молдаванцева, – недостает массы. С той только – не такой уж существенной – разницей, что тому нужно, чтобы в романе про Робинзона непременно присутствовали «широкие массы трудящихся», а Солженицын требует от Чехова, чтобы деятельность изображаемого им епископа была спасительна для массы верующих .
Второй священный принцип социалистического реализма, который игнорировать было нельзя – и даже опасно, – состоял в том, что жизнь писатель должен был изображать с правильных позиций . С правильных – это значит с патриотических . Не впадая – Боже упаси! – в самый страшный, смертный грех низкопоклонства перед Западом.
...
– ...Есть такая тема, которая очень важна, – сказал Сталин, – которой нужно, чтобы заинтересовались писатели. Это тема нашего советского патриотизма. Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, – сказал Сталин, строя фразы с той особенной, присущей ему интонацией, которую я так отчетливо запомнил, что, по-моему, мог бы буквально её воспроизвести, – у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя ещё несовершеннолетними, нестопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников. Это традиция отсталая, она идет от Петра. У Петра были хорошие мысли, но вскоре налезло слишком много немцев, это был период преклонения перед немцами... Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами, – сказал Сталин и вдруг, лукаво прищурясь, чуть слышной скороговоркой прорифмовал: – засранцами, – усмехнулся и снова стал серьезным... – У таких людей не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия... В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать... Надо уничтожить дух самоуничижения. – И добавил: – Надо на эту тему написать произведение. Роман.
(Константин Симонов. Истории тяжелая вода. М. 2005. Стр. 373–376)
И в этом грехе Солженицын тоже обвиняет Чехова:
...
...по совету докторов, уехал за границу – да на целых 8 лет... Там служил «в белой церкви, у моря» – можно думать в Ницце? в Ментоне? и значит публика у него была самая богатая, разъездная. И вот: от той ли превосходной прихожанской публики? от общего заграничного воздуха? – он вернулся с презрением к низкой русской жизни, тяготясь ею на каждом шагу...
...презренны рассказы о русских чаепитиях (это – с назойливым повтором)...
...заболел – и «захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось».Так это – и главная мысль рассказа, наряду с отвращением к русскому быту? «Кажется, жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешёвых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжёлого запаха».
Ну и, наконец, третий основополагающий принцип эстетики социалистического релизма: правильный выбор главного героя повествования :
...
Дорогой читатель! Вы уже, конечно, обратили внимание на то, что боец последнего года службы Иван Чонкин был маленького роста, кривоногий да ещё и с красными ушами. «И что это за нелепая фигура! – скажете вы возмущённо. – Где тут пример для подрастающего поколения? И где автор увидел такого в кавычках героя?» И я, автор, прижатый к стенке и пойманный, что называется, с поличным, должен буду признаться, что нигде я его не видел, выдумал из своей головы... «Допустим, это так, – скажете вы недоверчиво, – но зачем же выдумывать? Неужели автор не мог взять из жизни настоящего воина-богатыря, высокого, стройного, дисциплинированного, отличника учебно-боевой и политической подготовки?» Мог бы, конечно, да не успел. Всех отличников расхватали, и мне вот достался Чонкин. Я сперва огорчался, потом смирился. Ведь герой книги, он как ребенок – какой получился, такой и есть, за окошко не выбросишь. У других, может, дети и получше, и поумнее, а свой все равно всех дороже, потому что свой.
(Владимир Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина)
Войнович, выбрав на роль главного героя своей книги не «воина-богатыря, высокого, стройного, дисциплинированного, отличника учебно-боевой и политической подготовки», а низкорослого, кривоногого, да ещё с красными ушами Чонкина, знал, на что идёт. Антон Павлович о том, чем ему грозит неправильный выбор героя, надо полагать, не догадывался. Вот и получил на орехи от Александра Исаевича:
...
...Поражает странный выбор персонажа. «По крайней мере до 15 лет был неразвит, учился плохо, так что хотели его из духовного училища отдать в лавочку»...
«Он выходил из себя, сердился, бросал на пол прошения». «Его поражала пустота, мелкость всего того, о чём просили». Да как это может быть?!
...высокой духовной мысли – тоже ни одной, ни от архиерея, ни от автора.
У Ильфа и Петрова редактор тоже недоволен тем, каким у писателя Молдаванцева получился главный его герой. И предлагает автору радикальное решение этой проблемы:
...
– А Робинзон? – пролепетал Молдаванцев.
– Да. Хорошо, что вы мне напомнили. Робинзон меня смущает. Выбросьте его совсем. Нелепая, ничем не оправданная фигура нытика.
Вот такой же нелепой, ничем не оправданной фигурой нытика представляется Александру Исаевичу и герой чеховского «Архиерея»:
