Но существовала другая опасность, не думать о которой высшее немецкое командование никак не могло: бомбовые удары английской и американской авиации по рейху и оккупированным немцами территориям стали воистину угрожающими[517]. Начиная с середины июня Королевские ВВС последовательно бомбили Крефельд, Мюльхайм, Оберхаузен, Гельзенкирхен, Вупперталь, Бохум и Дюссельдорф. Двадцать второго июня британцев сменили ВВС США, разбомбив днем завод по производству синтетического топлива в Хюльза. А 24 июня ситуация изменилась самым трагическим образом: вечером того дня, начав первую фазу операции «Гоморра», 700 бомбардировщиков осуществили ковровую бомбардировку жилых кварталов, порта и судостроительных заводов Гамбурга фугасными и зажигательными бомбами. Немецкая ПВО оказалась бессильна, потому что англичане впервые использовали новое средство для создания радиолокационных помех: с самолетов в огромном количестве были сброшены 25-сантиметровые бумажные ленты с наклеенной на них алюминиевой фольгой. В результате немецкие радары оказались бесполезны. Осуществленные в последующие дни бомбардировки вызвали «огненные смерчи», усилившиеся разницей температур, и разрушения водопроводных сетей. Операция «Гоморра» завершилась 2 августа: Гамбург оказался почти полностью разрушен, 40 000 человек погибли и около миллиона остались без крова. Это было предупреждение, которое прямо говорило: союзники имеют возможность сровнять с землей любой немецкий город, не встречая серьезного сопротивления…[518]
Уже 29 июля Альберт Шпеер представил свой доклад Центральному комитету по планированию. Руководитель Министерства вооружения и военной промышленности заключал: «Если воздушные налеты будут продолжаться с таким же размахом, нам через три месяца не придется больше обсуждать ряд вопросов, которые мы рассматриваем сегодня. Мы просто плавно сползем в болото, причем очень скоро». Примерно то же самое он сказал и фюреру. «Я доложил Гитлеру о том, – вспоминал Шпеер, – что производство вооружений разваливается, и предупредил его, что череда подобных ударов по шести другим крупным городам может привести к полному прекращению производства вооружений в Германии».
Как всегда, потребовались козлы отпущения, и в рейхсканцелярии раздались привычные ругательства. Первым их выслушал Геринг. Правда, рейхсмаршал сам вызвал огонь на себя: он представлял Гитлеру весьма оптимистичные данные о состоянии люфтваффе, частил с отпусками и отказался ехать в разрушенный Гамбург, что вызвало негативный отклик общественности. «Фюрер, – записал в дневнике Геббельс, – очень сожалел, что Геринг не справлялся со своими обязанностями. […] Тот пустил все на самотек, ни о чем не заботился, и фюрер с болью воспринимал состояние дел в люфтваффе». А затем последовала такая запись: «Фюрер взял на себя часть функций главнокомандующего люфтваффе».
Геринг вскоре это почувствовал, если верить свидетельству Адольфа Галланда. Командующий истребительной авиацией вспоминал: «В первых числах августа Геринг собрал самых близких своих сподвижников на важное совещание в “Волчье логово” в Восточной Пруссии. Поводом послужила гамбургская трагедия, а целью – желание предотвратить второй Гамбург. […] В присутствии таких лиц, как начальник Генерального штаба Кортен, преемник Ешоннека[519], главный руководитель авиационной промышленности Мильх, командующий военно-воздушными силами Центрального округа, начальник воздушной связи, командующий бомбардировочной авиацией Пельтц, командующий истребительной авиацией[520], и многих высших офицеров Генерального штаба обсуждались проблемы, возникшие в результате налетов на Гамбург. После чего Геринг подвел итог: после наступательного периода, в ходе которого были достигнуты большие успехи, люфтваффе должно перейти к оборонительным действиям против Запада. Сосредоточив все силы и сконцентрировав все усилия на этой цели, вполне возможно воспрепятствовать налетам на рейх союзников. Главная задача люфтваффе сейчас состоит не только в том, чтобы защитить жизнь и благосостояние немцев, живущих под постоянной угрозой, но и сохранить потенциал военной промышленности рейха. Находясь же под защитой сил, сосредоточенных на воздушной обороне, люфтваффе в скором времени могло бы восстановить свою наступательную мощь. […] Никогда раньше и впредь мне не доводилось быть свидетелем столь удивительного единодушия и такой решимости, проявленных в кругу высшего командования люфтваффе. Словно под влиянием гамбургской трагедии отошли на задний план как собственные амбиции каждого, так и ведомственные. […] Было только одно общее стремление – в данный критический момент сделать все возможное для того, чтобы защитить рейх и предотвратить второе национальное бедствие подобного масштаба. Казалось, Геринг проникся общим настроем. Он на некоторое время покинул нас, отправившись в бункер к Гитлеру, чтобы получить разрешение на осуществление намеченных нами мер».
Ответственные лица из руководства люфтваффе ждали возвращения Геринга в напряжении, однако надеялись, что Гитлер одобрит изменение стратегии и отдаст полный приоритет производству истребителей, которые будут обеспечивать защиту рейха. Да и как могло быть иначе? Как можно было немецкой авиации восстановить наступательную мощь и подготовиться к нанесению контрударов, если было потеряно превосходство в воздухе над территорией рейха? К тому же многие присутствовавшие на совещании офицеры полагали, что Геринг сохранил большое влияние на фюрера, по крайней мере в том, что касалось авиационной стратегии. «Потом дверь распахнулась, – писал дальше в мемуарах Галланд, – и в сопровождении своего старшего адъютанта вошел Геринг. Он прошел мимо нас, не произнеся ни единого слова, глядя прямо перед собой, и удалился в соседнюю комнату. Мы растерянно переглянулись. Что произошло? […] Через некоторое время меня и Пельтца вызвал к себе Геринг. Мы стали свидетелями удручающего зрелища: Геринг полностью пал духом. Сидя за столом, он закрывал лицо ладонями и произносил какие-то непонятные слова. На некоторое время мы замерли в недоумении. Наконец он взял себя в руки и сказал, что мы являемся свидетелями момента его глубочайшего отчаяния. Фюрер совершенно лишил его доверия и отверг все его советы по коренному изменению ситуации в воздушной войне. Фюрер сказал также, что недоволен люфтваффе, которое слишком часто терпит поражения. Оно опозорилось, не справившись с его заданиями. Теперь он дает нам всем последнюю возможность оправдаться в его глазах, и для этого мы должны усилить налеты на Англию! Нужно ответить террором на террор – только так можно справиться со всеми врагами, как внешними, так и внутренними. Именно так фюрер побеждал своих политических противников. Геринг сказал, что фюрер прав, как всегда, и что нужно признать наши ошибки. Теперь предстоит все наши силы на Западе сконцентрировать на осуществлении ударов возмездия такой мощности, чтобы противник больше никогда не осмелился на второй Гамбург. В качестве первого шага по претворению в жизнь этого плана фюрер приказал назначить кого-нибудь ответственным за воздушные налеты на Англию. Тут Геринг резко поднялся. “Полковник Пельтц, – крикнул он, – с сегодняшнего дня я назначаю вас командующим всеми наступательными силами против Англии”». Таким образом, когда люфтваффе действовало на пределе возможностей на Сицилии, в России, над Северным морем и над самой Германией, следовало решительным образом возобновить стратегию, которая провалилась три года назад: систематические бомбардировки Британских островов, которые теперь были несравненно лучше защищены, чем летом 1940 года! Как всегда, Геринг моментально отказался от своего мнения и рабски склонился перед жестокой волей фюрера…
