Так вот. Парвус развернул бурную издательскую деятельность. Он открыл новое издание в Берлине, когда социал-демократы пришли к власти, и был у них главным политическим советником. А еще он издавал газету «Форвертс», был ее владельцем и редактором, и журнал «Глеке» — «Колокол»: видимо, пример Герцена не давал ему покоя.
Очень интересны его рассказы о тех, с кем он имел дело. Он мог бы стать крупнейшим бизнесменом…А вообще таких людей, «трахнутых по черепу» революцией, было несколько: знаменитый Иосиф Труппельдорф, например — он в войне четыре Георгия получил. В Порт-Артуре с оторванной рукой вышел из госпиталя, вернулся в строй. Он был единственный, воевавший без руки, не офицер, а унтер-офицер. Знаменательная фигура…
Знаешь ли ты, кстати, о том, что в 1930-40-е годы двумя воздушными флотами, Германии и СССР, руководили евреи? Смушкевич, командующий ВВС Советского Союза, и фельдмаршал, имя его выскочило из головы… Вспомнил, Мильх! Гитлер знал, что он еврей. Его же Геринг взял на эту должность: он когда-то попал выпускником авиационной школы в эскадрилью Эвергарда Мильха. И вот Гитлеру в 37-ом году на стол во время заседания правительства положили четыре фотографии — двух дедушек и двух бабушек Мильха, все с шестиконечными звездами на могильных камнях на кладбищах Германии.
Существует в Германии по этому поводу полулегенда, но дочь Геринга утверждает, что это правда. Гитлер, сдвинув к Герингу эти фотографии, спросил: Герман, что ты на это скажешь? И Геринг, стукнув кулаком по столу, сказал: «Давайте договоримся так: кто в Германии еврей — решаю всё же я!». И Мильх остался до конца войны фельдмаршалом. Потом он был осужден на Нюрнбергском процессе на 10 лет, отсидел в тюрьме, вернулся и в 68-м году в Западной Германии со всеми почестями был похоронен как национальный герой. Он не был нацистом, но он был патриотом Германии. Гитлер же нужных людей не трогал. Кстати, Мильх был одним из испытателей «Юнкерса» и «Мессершмидта», и очень много поправок внес в их конструкцию — с этого началась его карьера при Гитлере.
И вот рядом пример: что сделал Сталин со Смушкевичем? Дважды Герой Советского Союза, за спиной — Испания и Халхин-Гол. Когда началась война, он сразу расстрелял командующего Западным фронтом Павлова. Со Смушкевичем же случилась неувязка: он разбился незадолго до того, как его должны были арестовать, пилотируя спортивный самолет, который хотели приспособить для вывозки раненых. Он сам взялся за это и при посадке разбился — сломал руки, ноги. Он лежал в Самаре в госпитале, весь в гипсе — так его вынесли на носилках и тяжелыми автоматами, пробивая гипс, расстреляли…
Севела для внешкольного чтения
— Ну, ладно — это все преданья старины глубокой. Расскажи про последние пятнадцать лет. Что мы не виделись, — чем они тебе запомнились? Тогда, каким-то образом, ты вдруг пропал… Или все же не вдруг?
— Попробую по порядку. Как-то, лет 14 назад, я врубился в такую работу, что думал — до конца жизни буду ею занят. В Россию я приехал на две недели по приглашению нашего Союза кинематографистов, откуда был в свое время изгнан. Меня хорошо встретили, восстановили в Союзе, новый председатель вручил мне билет с учетом всего стажа — эмигрантские годы зачли тоже. Я оказался первым, кого восстановили — было это в 89-м. Устроили все торжественно, люди прослезились. Я ведь пенсию теперь получаю — аж 400 рублей.
Это примерно 15 долларов. А взял я ее знаешь для чего? Чтобы получить бесплатный проезд. Пенсионеры имеют право на бесплатный проезд на всех видах общественного транспорта — в метро и т. д.
Первым напечатал меня журнал «Искусство кино» в четырех номерах — «Остановите самолет, я слезу». В библиотеках записывались в очередь, чтобы его почитать. Помню, я летел самолетом на съемки своего фильма «Попугай, говорящий на идиш» в Сухуми. Я должен был передать по радио в Сухуми, чтобы мне зарезервировали место — до Батуми долететь, потому что прямого рейса не было, а я опаздывал на съемки. И я подписал телеграмму своей фамилией — так меня чуть с самолета не сбросили: весь экипаж бросился ко мне, одного пилота оставили. У них была с собой одна-единственная книжка, которую они должны были вернуть в авиаотряд.
А журнал благодаря «Попугаю» поднял тираж. Главным редактором был тогда Костя Щербаков — смелым редактором, но при этом повесть мою сократил процентов на 15, ведь там были такие, например, сюжеты: секретарь партбюро — дама, ее часто «пользуют» в ее же кабинете на столе под портретами вождей, а она держит героя на руках, качает его, здоровеннейшая русская тетка, и говорит: «Ой, Рубинчик, ухайдакал бабу! Да, нельзя засорять ряды евреями…» Великолепно! Для тех времен — особенно.
Потом инициативу перехватило очень хорошее издательство — «Книжная палата». Они издали «Попугая» 100-тысячным тиражом. Я выступал в городе Тольятти с фильмом «Колыбельная» — и там ко мне подходят с книгами несколько человек с просьбой дать автограф. Я их спрашиваю: как здесь у них оказалась эта книга? По списку горисполкома, сказали. 147 экземпляров на город поступило.
А потом я пошел к разным издателям, воришкам и не воришкам: начался новый НЭП, деньги появились — и они мне платили. Платить там стали хорошо — кроме тех, конечно, кто пиратски печатал. А я, не зная, что произойдет, все деньги клал в советский Сбербанк.
— Выходит, ты все свои деньги вкладывал в советские банки — и поэтому богатым стать не успел?
— Я потерял 600 тысяч долларов в России…
— Но чтобы потерять 600 тысяч, сначала надо их иметь. Значит, ты прилично зарабатывал?
— Конечно. Например, я заключил контракт в Германии — те мне заплатили 90 тысяч марок авансом. Там мои книги рекомендовали школьникам старших классов для внешкольного чтения.
— Для удовлетворения комплекса германской вины перед еврейским народом?
— Да, именно поэтому! И особенно «Моню Цацкеса» — где впервые описано, как евреи бьют немцев. Только издатели просили меня слезно: там Моня Цацкес берет в плен штабс-капитана, а они: «Оставьте хотя бы фельдфебеля, слишком жирно все же для еврея — капитан!»
Замечательные отношения с немцами
С 85-го по 86-й я жил в Польше. Но сначала, в 84-м, я приехал из Америки в Берлин. Достал денег и стал писать. Я очень люблю Берлин, очень люблю немцев. Я вообще очень люблю аккуратных людей. Я люблю вести переговоры с людьми, которые держат свое слово, а немецкие издатели поразительно точные люди. Притом, немцы не стесняются заплатить тебе хорошо, если книга хорошо пошла. Они, например, издали сборник, в котором участвовали 15 авторов: Гашек, Зощенко, Арт Бухвальд, Шолом-Алейхем, Чапек… И я среди них. На каждого был шарж и биография — один абзац. И каждому дали десять страниц текста. У меня взяли первую главу «Мони Цацкеса».
