По словам Анны, сам Успенский работал над двумя книгами: своим романом, который тогда назывался «Кинемадрама не для кинематографа», и сборником рассказов «Разговоры с дьяволом: оккультные истории». Оригинальное название «Ивана Осокина» демонстрирует сторону Успенского, малоизвестную его поздним читателям: чувство юмора. Оно еще больше проявляется в его оккультных историях, одна из которых, «Изобретатель», включает очень смешное и остроумное описание черной мессы в Париже конца века, который Успенский хорошо знал. Это тоже сторона Успенского, с которой редко удается познакомиться.
К этому времени стремление Успенского найти учителя достигло критической точки. Друг, эмигрировавший в Австралию, предложил поехать вместе с ним, но Успенский знал, что не найдет там того, что ищет. Возможно, он нашел бы путь у йогов в Индии, и, несомненно, его разговоры с Анной касались этой его одержимости. Наконец она предложила сделать то, на что он уже решился.
Успенский получил комиссию от трех русских газет на поездку в Индию и записки о путешествии. Он был убежден, что бо́льшая часть ценных знаний до сих пор остается на Востоке; наверняка там их было больше, чем в Европе. Он признавал, что на эту точку зрения отчасти повлиял элемент романтизма; в его мыслях Индия и чудо совпадали[91]. Он не сомневался, что школы существуют, но в какой форме или виде – в этом он не был уверен. Иногда он думал, что сможет связаться со школами на другом плане, как-то изменив свое сознание. Но если так, то ему никуда не надо было ехать. В других ситуациях он верил рассказам о разнообразных школах йоги, предполагавшим, что где-то до сих пор сохраняются остатки древней традиции; можно было отыскать неразорванную эзотерическую цепочку наследия, которая уходила далеко к строителям Нотр-Дама, пирамид, Сфинкса. Пространство и время исчезнут при встрече с источником мудрости. Чудесное откроется ему.
На практике Успенскому пришлось разочароваться в этих романтических представлениях. Однако путешествие прошло не совсем даром. Во-первых, в каждом порту, в котором Успенский оказывался, он наблюдал странные явления. На каждом этапе пути: в Лондоне, Париже, Генуе, Каире, Коломбо, Галле, Мадрасе, Бенаресе и Калькутте – он встречался с людьми, которые разделяли его интерес к идеям, побудившим его отправиться в дорогу. Они как будто говорили на том же языке, и Успенский немедленно ощущал связь между собой и этими новыми знакомыми. В «Tertium Organum» он писал о «новой расе», для которой космическое сознание является отдаленной возможностью. Теперь, в тысячах миль от дома, он встречался с людьми, которые составляли если не расу, то необычное сообщество, новую категорию человека, мотивирующуюся ценностями, сильно отличающимися от обычных материалистических целей и задач. В себе он видел некое связующее звено, соединяющее их отдельные цели в неформальное единство. Некоторые из этих контактов, такие как знакомства с А. Р. Оражем и Дж. Р. С. Мидом, позднее окажутся бесценными.
В путешествии ему довелось испытать немало глубоких переживаний. Стоя перед Собором Парижской Богоматери, Успенский был убежден, что параллельно с известной историей человечества, которую он называл «историей преступлений», шла другая история, написанная эзотерическими учителями, которые построили собор. Этим деянием они покорили время, передав в массивном камне здания сокровенные знания прошлого. На Цейлоне, стоя перед статуей Будды с сапфировыми глазами, Успенский осознал, что находится в присутствии чуда. Лицо Будды было живым, и глаза видели его – то есть видели все, что крылось в глубинах его души. Под взглядом Будды все мелкое, тревожное и ненужное поднималось в нем на поверхность. Он понимал его так, как не могло ни одно человеческое сознание, и тем самым рассеивал мрак, который лежал, словно ил, на дне его души. Успенский, слишком хорошо осознававший «деревянный мир», слишком склонный к пассивности и вялости[92], теперь оказался полон таинственного, «чудесного» покоя. А сидя однажды лунной ночью перед Тадж-Махалом, он почувствовал, что повседневная реальность, в которой мы живем, как-то растворилась, и ее место заняла другая, которую мы редко видим, но которая, тем не менее, более реальна и правдива, чем мир, принимаемый нами как должное.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
В этой книге слово «работа» используется как в конкретном значении – как учение Гурджиева и Успенского – так и в общем смысле «дела, задачи». Здесь Работа Гурджиева пишется с прописной буквы, чтобы подчеркнуть различие, но в оставшейся части книги оба варианта пишутся со строчной буквы, в надежде, что различие будет очевидно из контекста.
Денис Саурат, цит. по: Nott C.S. Journey Through This World. L.: Routledge & Kegan Paul, 1969. С. 47.
Фрэнк Пиндер, цит. там же. С. 91.
Г. И. Гурджиев, цит. там же. С. 107.
Большая игра – распространенный в западной историографии термин, который используется для описания империалистического соперничества между Британской и Российской империями за господство в Центральной Азии с 1813 по 1907 год. – Здесь и далее примеч. ред.
Ouspensky P. D. A Further Record. London: Arkana, 1986. С. 1.
Landau R. God Is My Adventure. L.: Faber and Faber, 1939. С. 175.
Описание моего собственного опыта пророческих снов см. в моей статье Dreaming Ahead в выпуске The Quest, зима 1997.
Ouspensky P. D. In Search of Miraculous. L.: Routledge & Kegan Paul, 1983. С. 3.
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. N. Y.: Alfred Knopf, 1969. С. 3.
Там же.
Суть политики «нулевой терпимости» заключается в следующем: ни один случай насилия не должен остаться без внимания и пройти безнаказанным.
Ouspensky P. D. A Further Record. С. 300.
Mouravieff B. Ouspensky, Gurdjieff and the Work: Fragments of the Unknown Teaching. Chicago: Prazis Research Institute, 1997. C. 11.
Wilson C. The Strange Life of P. D. Ouspensky. L.: Aquarian Press, 1993. С. 15.
Позднее, в 1913 году, Успенский будет читать лекцию по роману Михаила Арцыбашева «У последней черты», где рассматривается вопрос самоубийства. Печальная судьба Ивана Осокина позволяет предположить, что Успенский питал к этой теме не только теоретический интерес.
Ouspensky P. D. Strange Life of Ivan Osokin. L.: Arkana, 1987. С. 10–11.
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. С. 433.
Ouspensky P. D. Strange Life of Ivan Osokin. С. 13.
Bland R. Eztracts from Nine Letters at the Beginning of P. D. Ouspensky’s Work in 1921. Cape Town: Stourton Press, 1952; Селтон М. Случай П. Д. Успенского // Quest № 34, Бомбей, Индия, 1962.
Ouspensky P. D. Strange Life of Ivan Osokin. С. 123–124.
Там же. С. 125. Примечание: курсив в цитатах по оригиналу, если не указано иного.
Там же.
Цитата из «Фауста» в переводе Б. Пастернака.
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. С. 474–475.
Ouspensky P. D. Strange Life of Ivan Osokin. С. 82.
Там же.
Там же. С. 84.
Там же. С. 87.
Там же. С. 88.
Там же. С. 100–101.
Там же. С. 106–112.
Там же. С. 99.
Беххофер-Робертс К., цит. по: Ouspensky P. D. Letters from Russia 1919. L.: Arkana, 1991. С. 56–58, взято из: Bechhofer-Roberts С. In Denikin’s Russia. L.: Collins, 1921.
Как и все остальные материалы в «Новой модели Вселенной», глава о сновидениях была начата намного раньше, в данном случае – в 1905 году, а завершена много позднее. Поскольку у меня нет доступа к исходной рукописи, и, что еще важнее, я не знаю русского, то не представляю, насколько Успенский изменил свои исходные записи с точки зрения работы с Гурджиевым. Внимательное прочтение книги выдает несколько очевидных идей работы. Возможно, что в моем случае то, что я считаю «предвидением» каких-то идей Гурджиева со стороны Успенского, на самом деле является материалами, добавленным в текст позднее.
