у него появилась возможность применить полученные знания на практике. В имении своих хороших знакомых Апостолопуло Алексей не терял времени даром, составив проект постройки двух каменных сторожек.
А уже на следующий, 1893 год Щусев был официально приглашен в Кишинев на закладку нового здания его родной 2-й гимназии. Это стало несомненной удачей — во-первых, он вновь побывает в Кишиневе; во-вторых, встретится с младшим братом Павлом, да и еще с одним дорогим ему человеком — сестрой своего одноклассника, того самого Мишеля, что сидел с ним за одной партой, — Марией Карчевской. Девушка очень нравилась Алексею.
Ну и в-третьих — поездка в Кишинев будет первой серьезной его практикой, которую зачтут в Академии художеств. И хотя на бумаге роль Щусева обозначили как «практикант — производитель работ», ответственность на него легла отнюдь не шуточная. Он, по сути, был единственным руководителем строительства, ибо автор проекта нового здания гимназии архитектор Демосфен Мазиров удостоил вниманием строительную площадку лишь однажды, выбирая место под фундамент. Некогда Мазирову было ездить в Кишинев — у него и в Одессе было заказчиков немало, купцов да богатых землевладельцев.
Вот и остался Щусев один на один с проектом, да еще и с артелью строителей — людей простых, но с норовом. Сначала они с сомнением смотрели на новоявленного прораба, годившегося им в сыновья. Однако вскоре поняли, что он четко знает, чего хочет, да и в бумагах разбирается.
Но и Щусев приобрел бесценный опыт — общения с теми, кто воплощает его проекты. Благодаря этому он в будущем научился ценить труд исполнителей. «Обаяние построек Алексея Викторовича, — будет вспоминать в 1950 году архитектор Машковцев, — поразительное их обаяние проистекает еще от одного очень важного свойства его таланта, — это то, что он любил и умел ценить работу мастера, исполнителя и ставил эту работу и самого мастера в такие условия, что заставлял зрителя оценить эту работу вместе с ним самим. Не отсюда ли, например, происходит и в новгородской архитектуре то, что храм Мариинской обители не был оштукатурен, а там сделана эта обмазка, чтобы показать, в результате какого человеческого труда вознеслось по кирпичику это здание: уважайте труд человека, который не только это спроектировал, но и физически это построил!
Я думаю, что здесь мы опять сталкиваемся с той чертой, которую я бы хотел вывести из первоначальных лет творческой жизни Алексея Викторовича, — с его глубоким демократизмом. Я думаю, что он очень хорошо понимал существо ремесла и умел его использовать. Об этом свидетельствует и такая постройка, как ИМЭЛ (Институт Маркса — Энгельса — Ленина в Тбилиси. — А. В.), которая мобилизовала мастеров народного творчества, которым Алексей Викторович дал, по-видимому, необычайно много, чтобы они сумели развернуть свое мастерство. То же самое произошло, очевидно, и в Ташкентском театре, где художественные силы, дремлющие в народе и, может быть, не находящие себе достойного выхода, здесь этот выход получили. В этом смысле работа Алексея Викторовича возвышается до степени какого-то такого труда, который уже не является его единоличным трудом» [30].
«Он умел привлекать народных мастеров, — добавлял к этому архитектор Сергей Чернышев. — Он всегда найдет какого-то старика, вытащит его, посадит на работу. Всегда возле него был целый круг таких интересных людей» [31].
Итак, с непростой задачей сооружения гимназии Щусев справился отменно. Конец же его первой официальной практики ознаменовался сооружением фундамента и цокольного этажа здания. В Петербург он увозил не только ценнейший опыт, но и аттестационный лист, подписанный предводителем кишиневского земства и полный похвал в адрес молодого практиканта. А лучшей оценкой работы Щусева на строительстве гимназии стала просьба кишиневцев вновь направить Алексея Викторовича (так его уже называли, и вполне заслуженно!) на практику уже в следующем году. Этот один из первых задокументированных успехов зодчего занял свое законное место в личном академическом деле Щусева.
В дальнейшем студент Щусев завершит строительство гимназии, а также спроектирует для родного города несколько зданий, сразу же превратившихся в местные достопримечательности (дача М. В. Карчевского, дом на углу Пушкинской и Кузнечной улиц). Их сразу оценят. Уж очень ловко и мастерски сумеет Щусев воплотить в своих первых проектах национальный бессарабский колорит. Как напишет брат зодчего, Павел Щусев, об одном из домов, «живописно увязанный с окружающей местностью, вместительный и удобный, он был облицован молдавским котельцом и покрыт черепицей, послужив образцом для многих построек в окрестностях Кишинева». К сожалению, эти постройки не дошли до нашего времени.
Полученные на практике знания Алексей творчески переплавлял с теорией, итогом чего было рождение первых учебных работ. Среди них были разные по уровню проекты: парковая ограда, охотничий домик в стиле французского Ренессанса, больница, доходный дом, магазин, небольшой храм, читальня… В каждом новом проекте Щусева чувствовался его профессиональный и творческий рост, а главное — со все большей силой проявлялся талант зодчего — оригинальный и ни на кого не похожий.
В 1894 году, возвращаясь в августе из Кишинева, Щусев ненадолго остановился в Москве. Он решил посмотреть, как идет строительство памятника императору Александру II Освободителю в Кремле, сооружавшегося по проекту Опекушина. Алексея заинтересовала необычная композиция, превращавшая памятник в мемориальный комплекс, в центре которого под высоким шатром стояла скульптура государя, окруженная с трех сторон арочной галереей.
Щусев стал свидетелем трагического происшествия — во время спуска в глубокий котлован огромного камня цоколя рабочий-строитель, стоявший рядом на куче вырытой земли, соскользнул вниз, прямо в яму. Процесс установки цоколя приостановить не удалось. И человек оказался погребен под огромным камнем. Щусев не раз вспоминал потом об этом эпизоде, говоря, что «памятник царю стоял на крови».
Профессора Академии художеств, разглядев дарование Щусева, способствовали расширению его интеллектуального кругозора. Да Щусев уже и сам рвется за пределы классического Петербурга. Ему хочется своими глазами увидеть памятники архитектуры самых разных эпох и цивилизаций. Профессор Бенуа благословляет одного из своих лучших учеников: «Поезжайте, вы еще молодой человек, расширяйте диапазон своего мышления и знания!»
И в 1895 году он едет — и не куда-нибудь, а в Среднюю Азию. Находясь в составе ученой экспедиции Императорской археологической комиссии, руководимой профессором Николаем Ивановичем Веселовским, востоковедом с мировым именем, Щусев максимально использует уникальную возможность изучения одного из самых старых городов мира — Самарканда. Легендарный город более двух тысячелетий оплотом стоял на Великом шелковом пути, связывая Китай с Европой. Своего расцвета как центр культуры и искусства он достиг в эпоху легендарного полководца Тамерлана в XIV веке.
Щусев лично измеряет главные ворота мавзолея Тамерлана — непревзойденного
