Весной 1941 г. Старшина передал Короткову сообщение: «Возможен неожиданный удар. Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования, неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтийскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». Резидент переправил донесение в Москву, где оно вызвало переполох. Руководство внешней разведки даже не решилось доложить вышестоящему начальству и уведомило Разведуправление Генштаба. Обстановка общей неуверенности царила и там, поэтому военные разведчики посчитали, что сообщение напоминает провокацию, хотя и признали, что источник, вероятно, сообщал достоверную информацию.
Короткову такая реакция Центра казалась странной. Он не понимал, почему не верили его немецким друзьям, причем в то время, когда решалась судьба родины. Но все-таки, раз угроза войны была, в марте — апреле 1941 г. Москва предприняла ряд мер по формированию в Берлине нелегальных резидентур, обеспеченных радиосвязью с Центром. Радиосвязь играла важную роль в сохранении контактов с немецкой резидентурой и между группами Сопротивления. Радистом назначили коммуниста Г. Коппи, а вот соответствующее техническое оборудование пришло лишь в начале мая. В багаже обнаружились 2 портативные рации, работавшие от батареек. Радиус действия устройства достигал 1000 км. Принимающая база находилась около Бреста. Короткову при виде маломощных раций на батарейках оставалось только почесать затылок. Ему было непонятно, во-первых, как ими пользоваться: инструкция отсутствовала; во-вторых, как с их помощью можно поддерживать устойчивую связь антифашистской группы с Центром. Что касается базы на границе с Польшей, то резидент подумал, что советские войска будут бить врага на его территории. Тем временем группа Корсиканца продолжала собирать тревожные сведения. Касались они завершения подготовки нацистов к агрессии против СССР. 16 июня 1941 г. в Москву ушло известное сообщение, предупреждавшее о том, что война может начаться в любой момент. По поручению Фитина информацию немедленно довели до сведения Сталина и Молотова. В своих мемуарах начальник разведки вспоминал, что 17 июня Сталин вызвал к себе его и Меркулова. Войдя в кабинет, посетители остались стоять у двери, тогда как Сталин, покуривая трубку, молча прохаживался вдоль стола и периодически поглядывал на подчиненных, как будто пытаясь определить, понимают ли те всю сложность ситуации. Через некоторое время Иосиф Виссарионович остановился напротив Фитина, пристально посмотрел ему в глаза и сказал, что знает содержание сообщения. Он попросил разъяснить, откуда и как источник получает эти сведения, почему ему верят и может ли главный разведчик поручиться за его правдивость и искренность.
Фитин, справившись с волнением, разъяснил, что источник уже давно делится с советской разведкой достоверной информацией, будучи убежденным антифашистом, и по поводу его честности у разведки сомнений нет. На это Сталин возразил, что верить можно только одному немцу — В. Пику. Он поручил все тщательно перепроверить. По мнению Меркулова, которое он высказал Фитину на обратном пути, Сталин имел в виду, что доверять можно только немецкому коммунисту.
В докладной записке о членах «Красной капеллы» шеф гестапо Г. Мюллер отмечал: «Как явствует из протоколов допросов, подсудимые боролись не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они настолько отойти от идеологии Запада, который считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке».
Поручение Сталина нужно было выполнять, для чего в единый список свели все сообщения Харнака и Харро Шульце-Бойзена с информацией о подготовке Германии к войне. Количество таковых с начала 1941 г. превышало цифру 100. Центр намеревался переслать список в Берлин и потребовать подтверждений, но не успел, поскольку наступило 22 июня и подтверждений уже не потребовалось.
Список сообщений Корсиканца, так называемый «Календарь», до сих пор хранится в архиве СВР РФ. В трагическом мае в Берлин успели уйти последние распоряжения по активизации «Красной капеллы».
Центр дал резидентуре в Берлине указания уничтожить секретные документы и обеспечить контакты с агентурой. Для чего сотрудник советского посольства В. М. Бережков вместе с Коротковым, якобы влюбленным в немецкую девушку и желающим с ней проститься, 24 июня выехал из охраняемого посольства. С собой они везли замаскированный под чемодан радиопередатчик, который был передан женщине из группы антифашистов вместе с кодом для шифровки букв и деньгами. Уже 2 июля всех работников посольства вывезли из города. Через Турцию они попали в Ленинакан. Таким образом, «прощание с девушкой» резидента оказалось последним свиданием советских разведчиков с представителями «Красной капеллы». Москва не сообщила длину своей волны для того, чтобы ее можно было услышать, да и возможности все равно не было, потому что в первые дни войны принимающая станция под Брестом была разрушена. Попытки поймать сигналы от агентов в Берлине из Великобритании и Швеции также не увенчались успехом.
А в это время антифашисты пытались передать в Центр важные сведения. В частности, Старшина сообщал о планах нацистов на 1942 г. Предполагались боевые походы на Кавказ, где имелись запасы нефти. Особенно немцев интересовал Майкоп. Такое любопытство было вызвано серьезным дефицитом горючего. Педантичные немцы подсчитали, что после марта 1942 г. вся их техника встанет. Также они планировали увеличить группировку германских войск под Москвой и Ленинградом воздушными десантниками, принимавшими участие в боях за Крит. Атаковать Ленинград, по сведениям антифашиста, немцы не собирались, предприняв вместо этого плотную блокаду города. Кроме того, в донесении подчеркивалось, что за первые месяцы войны количество немецких самолетов сократилось, а пополнение тормозилось из-за разрушения основной массы авиационных заводов в захваченных странах. По части химической войны Германия обладала большими возможностями. Указывались расположения ставки фюрера и штаба Г. Геринга, хотя отмечалось, что места постоянно менялись.
Информацию по радио адресат так и не получил. Впрочем, по каналам нелегальной разведки Центр все-таки узнал все, что ему предназначалось. Разведданные довели до сведения Главнокомандующего, который высоко их оценил. Но необходимая постоянная связь с «Красной капеллой» по-прежнему отсутствовала. Советская разведка решила направить в Берлин связного. Отобранные опытные агенты никуда выехать не смогли, поскольку 1 из них получил травму на тренировке. Тогда в январе 1942 г. шведской резидентуре СССР поручили самостоятельно найти курьера. В качестве связного в Берлин отправили директора одной из фирм, известного под псевдонимом Адам. Он посетил столицу Германии лишь в июне и встретился с радистом антифашистов К. Шульце. Последний пожаловался на нехватку деталей для рации и анодных батарей питания, сказав, что по этой причине не может связаться с Центром. По неизвестным обстоятельствам явки, сообщенные Адаму, оказались провалены, и Берия утверждал, что Адам является провокатором, из-за которого источники информации в Берлине арестованы. Хотя никаких свидетельств его причастности к арестам в архивах разведки обнаружить не удалось.
