Слушая рассказ товарищей о вчерашнем дне, я испытывал неловкость за то, что не был с ними в бою. Я уж забыл, как бежал под автоматными очередями «кукушки», как полз в снегу. Мне не терпелось снова сесть в кабину и взлететь в небо.
Отправляясь в этот же день на боевое задание, я почувствовал, насколько сжился я с боевой машиной, с тем непередаваемым ощущением, которое испытывает летчик в полете. Я понял, что с небом теперь связана вся моя жизнь. Мне приятно было вновь взять в руки рычаги послушной боевой машины, видеть впереди и сбоку привычный строй эскадрильи. Здесь я на своем месте. Только после вчерашнего я как-то остепенился, словно стал старше, спокойней, рассудительней.
Денек стоял серенький, облачный. Мы шли еще над своей территорией. Где-то здесь вот – всматривался я в однообразную унылую картину внизу – произошло со мной вчера… Или нет? Да нет, приметы вроде бы знакомые. Вон полоса – мой след, как я полз. А вот и место, где я приземлился. Парашюта уже нет. Значит, были они на этом месте, искали меня… Я стал разыскивать место, куда свалился мой самолет, и не успел найти. Совсем близко, прямо перед нами, из облаков вдруг вынырнул вражеский разведчик – тихоходная двукрылая машина. Неприятельский летчик под покровом облаков незамеченным пробрался на нашу сторону и, время от времени «выглядывая» из облаков, производил съемку местности.
Неожиданная встреча застала меня врасплох. Слишком уж живо было в памяти все, что со мной произошло накануне.
– К бою!- раздался в наушниках твердый голос командира эскадрильи.
Вслед за машиной Володи Пешкова все наше звено легло в боевой разворот.
Воздушный разведчик, видимо, не сразу заметил опасность. Надо полагать, он вообще не ожидал встретить в таком месте советские самолеты. Тихонько плывя над землей, он терпеливо и скрупулезно занимался своим делом, занося на карту всевозможные военные объекты.
Дать ему уйти на свою сторону с собранными разведывательными данными было бы непростительно.
Когда вражеский летчик увидел нас, было поздно. Наши самолеты уже вышли на атакующий рубеж и приготовились к бою.
Финский разведчик круто отвернул в сторону и попытался было снова уйти в облака, но не успел. Командир нашего звена Владимир Пешков, покачав крыльями машины – «Делай, как я!»- устремился вперед и отсек разведчика от облаков. У Пешкова и у меня создалось великолепное положение для атаки. С двух сторон мы ударили по неприятельскому самолету из пулеметов.
Закончив очередь, я привычно положил машину в боевой разворот и вышел из атаки. Занимая новую позицию, глянул вниз и увидел, как сбитый самолет, пылая словно факел, летел к земле, а в небе покачивался белый купол парашюта. Вражеский летчик успел выброситься.
Новое наступление, предпринятое советским командованием в конце февраля, развивалось успешно. Сухопутные части и авиация стали действовать гораздо активнее: чувствовался приобретенный опыт. Летчики хорошо освоили район полетов, научились эффективно эксплуатировать самолеты в зимнее время. Это придавало им уверенность в своих действиях. Повысилась действенность бомбовых ударов, улучшилось качество воздушной разведки.
Основные события развернулись после того, как наступающие прорвали хваленую линию Маннергейма.
В результате полного сокрушения линии Маннергейма и охвата противника в районах Выборга, Кексгольма и Сортавала сопротивление финской армии было сломлено. Перед советскими войсками открылся путь в центральную часть Финляндии и к ее столице. Финская армия, понеся огромные потери, не могла остановить нашего наступления. Тогда финляндское правительство приняло предложение СССР о прекращении военных действий.
Гремели последние залпы.
После окончания военных действий наша эскадрилья была вызвана в Москву для получения правительственных наград.
Стояла ранняя северная весна. Товарищам предстояло перебазироваться на новые аэродромы. Мы вернемся к ним позднее, уже из Москвы.
Поезд быстро летел по прямой, как стрела, железной дороге из Ленинграда. В наших купе было весело, шумно. Мы опустили окна, весенний свежий воздух пьянил головы.
Вечно юной, неповторимо прекрасной показалась нам древняя Москва. Целыми днями ходили мы дружным табунком по ее улицам, площадям, скверам. Великий город строился, озеленялся, москвичи деловито спешили по своим учреждениям и заводам, а вечерами заполняли парки, кинотеатры, кафе. Это был последний мирный год советских людей, и хоть события в Абиссинии, в Испании, в той же Финляндии говорили о приближающейся военной грозе, все же невозможно было поверить, что ровно через год над нашей страной нависнет мрачная туча, разразится невиданная в истории кровопролитная война.
Группу летчиков часто останавливали москвичи и подолгу не отпускали, расспрашивая о военных эпизодах. А неутомимые московские мальчишки ходили за нами неотступно.
Милые, неугомонные мальчишки! Совсем еще недавно я сам такими же восторженными глазами смотрел на летчика в форме, который приезжал в Алма-Ату набирать курсантов для Оренбургского училища. И вот теперь мне самому приходится удовлетворять жгучее любопытство мальчишек.
А ребятня хочет знать все, в каждом из них бьется горячее сердчишко будущего Чкалова, Серова, Громова. Многие из этих мальчишек повзрослели раньше поры, и вскоре нам довелось встретиться с ними на фронтовых перекрестках…
Между тем наступил день вручения наград. Нечего и говорить о том волнении, которое мы испытывали, пересекая Красную площадь от Исторического музея к Спасской башне. На всех нас уже были заготовлены пропуска.
Мы прошли мимо Мавзолея, он еще не был открыт. Часовые хранили вечный покой вождя.
В Кремле, на небольшой площади, мне бросилась в глаза оранжевая окраска древних зданий. Близко один от другого стояли соборы. Высоко в небо уходил тонкий столб звонницы Ивана Великого. Знаменитый колокол стоял на земле, рядом лежал толстый медный осколок.
По каменной брусчатке, вдоль бесконечного ряда сиявших на солнце окон мы идем к парадному подъезду Большого кремлевского дворца. Испокон веков в этих царских древних покоях происходили чествования, награждения, юбилеи. Теперь в этих священных для русского народа помещениях правительство страны принимает нас, фронтовых летчиков. Сыновья крестьян, рабочих с волнением поднимаются по широким, устланным коврами лестницам.
В Георгиевском зале нас принял Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкин. Он объявил, что М. И. Калинин сейчас выйдет к нам, и как бы между прочим заметил, чтобы мы были поаккуратнее с рукопожатиями.
