-Вперёд! – скомандовал Веселков.
Первым выпрыгнул сержант Ермаков… Вторым вывалился я… Моё приземление оказалось, в общем-то, удачным: лямки рюкзака выдержали, я не подвернул ноги и ничем не ударился… Затем я проворно поднялся и быстро перебежал вперёд, освобождая место для других десантирующихся разведчиков… Ведь сейчас мы отделялись от вертолёта самым простейшим образом… То есть попросту выпрыгивая из вертолёта вниз… И падая прямо на песок… Вместе с оружием в руках и тяжеленными рюкзаками на спинах… Однако всё прошло хорошо…
Я лежал в десятке метров от борта и несказанно удивлялся своей нежданно-негаданной способности, которую только что проявило моё тело… Ведь я без посторонней помощи вскочил на ноги и пробежался вперёд… Но эта внезапно нахлынувшая эйфория сверхгрузоподъёмности улетучилась так же быстро, как и появилась… Война… Понимаете ли…
Вертолёт взмыл в небо очень быстро и исчез… Последним напоминанием об этой винтокрылой птице остался лишь отдалённый гул… Спустя несколько минут стих и он, но затем опять возник… Скорей всего, вертушки совершили ещё одну ложную посадку… Но вскоре в афганском воздухе полностью растворилось всё, что хоть отдалённо напоминало шум вертолётных двигателей…
А нашей разведгруппе уже было не до таких мелочей… Ведь сейчас требовалось срочно покинуть площадку десантирования и затаиться в каком-нибудь укромном уголке. Командир уже нашёл это спасительно-таинственное место…
-Вперёд! – словно подстёгивал он нас своими командами. –Живо!
Разведгруппа уже выстроилась на ходу в две колонны. Головной дозор держал направление на высокую гряду холмов, находящихся на удалении от нас в несколько километров. Эти естественные укрытия возвышались метров на пятнадцать-двадцать над всей остальной местностью. Именно там и можно было отсидеться в светлое время суток, а с наступлением сумерек двинуться в другое тайное прибежище. Как это уже случалось ранее…
«Куда прибежим… Там и схоронимся…»
И мы ускоренным маршем двигались вперёд, огибая высокие кусты саксаульной растительности да песчаные барханы. При этом каждому бойцу следовало вести наблюдение в отведённом ему секторе… А также находиться в постоянной боевой готовности, чтобы в случае внезапного появления противника открыть по нему огонь… Но только по приказу командира группы.
А ещё всем нам полагалось нести свой военный багаж! Этот туристический рюкзак весом килограмм эдак под восемьдесят. Который с каждым метром становился всё тяжелее и тяжелее. Ведь идти нам приходилось по песку. Хоть и не по сыпучим барханам… Которые достигали в высоту метра полтора-два… Мы были вынуждены шагать именно там, где эти барханы сходились у своих подножий. В этих ложбинках песок был таким же рыхлым и сыпучим… Отчего ноги проваливались в эту массу почти до половины голени… Но, несмотря на имеющиеся трудности, обе наши походные колонны упорно шли вперёд. К той гряде холмов, куда и указал командир…
Шёл и я. Старательно выуживая по очереди из песка глубоко провалившиеся ступни. Искоса оглядывая свой сектор наблюдения… обливаясь противным холодным потом, стекавшим тонкими струйками как по лицу, так и по спине… Придерживая правой рукой пулемёт и вцепившись левой в лямку рюкзака… Согнувшись в две-три погибели и ощущая всем своим телом страшно тяжёлую массу персонального военного груза… Периодически сдвигая вбок противогазную сумку, которая так и норовила съехать на пузо… Мысленно ругаясь и даже матерясь…
Спустя триста метров я проклял всё! И подлого ворюгу, укравшего у меня отличнейшие носки прямо перед боевым выходом. И нашу оборонно-текстильную промышленность, которая уже седьмой десяток лет выпускает только солдатские портянки. И эти пакистанские ботинки, уже успевшие натереть неплохой мозоль на правой ноге. И афганский песок, ссыпающийся при любом удобном случае внутрь моей необыкновенной обувки. И даже портянки, которые уже сбились в чёрт знает какое состояние. Ну, и, разумеется, этих коварных душманов, затеявших гражданскую войну в своей собственной стране.
Спустя ещё триста-четыреста метров я уже скрипел зубами. Потому что вездесущий афганский песок попал прямо на свежепрорвавшийся мозоль. И теперь эти безжалостные песчинки причиняли мне очень даже ощутимые страдания тире переживания. Ведь наша пешая прогулка продолжалась… И с каждым новым шагом заскорузлые края пакистанской обуви втирали дополнительные порции свежего абразивного материала, каковым является самый обыкновенный песочек… Да прямо в моё живое мяско!
Как бы мимоходом мы проскочили одну грунтовую дорогу. Здесь песок был очень тонким и чем-то похожим на просеянную муку. Правда, слишком уж серого цвета. Я с большим трудом перевалил через обочину дороги и опять углубился в рыхлые песчаные массы. До холмов оставалось совсем уж немного… И теперь мне следовало совершить что-то героическое… Что-то наподобие отчаянного рывка на самом финише долгого марш-броска…
Я уже не помню… Удалось мне это сделать или же нет… Но тридцать минут спустя я с огромнейшей радостью рухнул спиной на малюсенький бархан. Здесь был конец моим страданиям и мучениям. Разведгруппа взобралась на эти холмы. А вместе с нею и я. Но отдыхать сейчас было нельзя. В первую очередь, нам следовало занять боевые позиции и замаскироваться. И только после этого можно было слегка расслабиться.
Но уже само отсутствие тяжёлого рюкзака за спиной являлось большим отдыхом. И я сейчас чувствовал такое огромнейшее облегчение, будто у меня в районе лопаток выросли мощные крылья. Благодаря которым моё тело выпрямилось и даже вытянулось в высоту. Правда, сильно ныли сбитые в кровь ноги… Но с мозолями мне приходилось сталкиваться и раньше. Так что это было делом привычным.
Справа и слева быстро окапывались наши разведчики. Пора было и мне взяться за малую сапёрную лопатку. Я расстегнул средний карман большого рюкзака и вытащил из него свой походный шанцевый инструмент. Затем я перетащил большой рюкзак на левый передний угол боевой моей позиции. В правом же углу стоял на сошках пулемёт ПКМ. Пора было поработать землекопом…
Через десять минут интенсивного труда, во время которого ненужный песок высыпался впереди, у меня получилась довольно-таки приличная лёжка. Я постелил на её дно сложенную вдвое плащ-палатку, поскольку вынимать из большого рюкзака спальный мешок мне ужасно не хотелось. Ведь ближе к вечеру всем нам придётся оставить эти позиции и переместиться на другое место. Поэтому мне не хотелось выполнять ненужную двойную работу. Сначала вытаскивать спальник из плотно набитого рюкзака, а затем укладывать его обратно. Ведь плащ-палатка как раз подходит для того, чтобы на ней отлежаться в течение дня.
