из арестованных, попавшая в революционную среду, видимо, по недоразумению, начала давать откровенные показания. То заветное, что хранилось у меня в моих личных папках и не показывалось никому, даже своим сослуживцам по корпусу, стало воплощаться в официальное показание. Союз социалистов-революционеров… начало работы… члены организации… необходимость переправы типографии… перевозка валика, перевозка других частей, работа, печатание…
Кто был следователем, тот поймет, что переживал я, получая показания. Товарищ прокурора, обычно дремавший, сразу проснулся и смотрел широко раскрытыми глазами. Следующий день был настоящим праздником. Мои сотоварищи офицеры радовались не меньше меня, довольна была и прокуратура. Многое в моем упорстве и нежелании освобождать делалось понятным. В Петербург полетела подробная телеграмма, прокуратура осведомила Омск. Живее пошли допросы других арестованных, получались подтверждения частностей, создавалась формальная картина всего дела.
Я съездил в Омск, установил, где Колосов покупал бумагу для типографии и как доставлялась она в Томск. Как жалел я в это время, что не мог использовать против него как улику его «Колокола» с его собственноручными заметками!
По разным городам России были посланы требования о производстве дополнительных формальных обысков и в числе их требование в Москву об аресте А. Аргунова, работавшего тогда, кажется, в Ярославле. В числе привлеченных были жена и сестра последнего и кто-то из свойственников.
Во второй половине декабря получилось распоряжение о переносе всего дознания в Москву со всеми арестованными, что должно было выполнить жандармское управление. Забрав следственное производство и распрощавшись с Томском, я не замедлил выехать в обратный путь…
В рождественский сочельник я вернулся в Москву. Начальство поздравило меня с успешным выполнением поручения. Я допросил еще несколько лиц и в том числе А. Аргунова, который держался очень неспокойно, и передал дело в Московское жандармское управление, которое должно было раздвинуть рамки дознания и охватить весь «союз».
По окончании дела, из числа привлеченных к нему социалистов-революционеров двенадцать человек были сосланы в Сибирь на сроки от трех до восьми лет, которые были позднее сокращены. Многие из них приняли затем вновь видное участие в революционной работе. Так, Севастьянова бросила бомбу в московского генерал-губернатора Гершельмана, П. Куликовский [69] убил графа П. П. Шувалова, С. Барыков и Н. Чернова [70] участвовали в подготовке убийства генерала Трепова, а Аргунов играл большую роль в Центральном комитете и т. д.
Тот удар по социалистам-революционерам был очень силен и очень перебил их работу по России, но все-таки Департамент полиции не доделал тогда своего дела. Арест томской типографии и причастных к ней лиц по Сибири не сопровождался одновременным, в сентябре же месяце, арестом всех известных членов «союза» по разным городам Европейской России. С этими арестами запоздали месяца на три, а в это время много работали и Аргунов, и Селюк, и поддерживавший тесную связь с ними Гершуни.
И вскоре после ареста типографии за границу выехала Селюк, которую Аргунов снабдил всеми нужными материалами для выпуска за границей арестованного в Томске третьего номера «Революционной России».
В конце же года за границу выехал и Азеф, которому еще незаарестованные руководители «союза» передали все связи, явки, пароли и посылали его за границу, как своего доверенного представителя наряду с Марией Селюк.
– Азефу мы вручили всё, как умирающий на смертном одре, – говорил позже Аргунов.
Все это знал Департамент полиции, и он тому не воспрепятствовал. Выехал туда и Гершуни с полномочиями от саратовских и южных организаций, и ему не помешали.
За границей же начались переговоры об объединении, в результате чего в январе 1902 года официально образовалась «Партия социалистов-революционеров» [71] с Центральным комитетом во главе, с центральным органом «Революционная Россия» и с девизом: «В борьбе обретешь ты право свое».
Народилась партия, которая принесла России так много непоправимого вреда. Ближайшая задача партии – свержение самодержавия, конечная цель – переустройство России на социалистических началах. Средства борьбы – пропаганда, агитация и террор. Партия приступала к работе среди рабочих и интеллигенции и, где можно, среди крестьян.
Партия являлась идейной последовательницей Бакунина [72], Герцена и Лаврова. Ее идеологом в легальной печати был столь популярный Михайловский [73], принимавший, правда робко, некоторое участие и в подпольной работе. Партия являлась представительницей своеобразного русского социализма с основной эфемерной мечтой русской интеллигенции, что наша крестьянская община может быть легко использована как ступень к переходу на социалистический строй, что наш крестьянин природный социалист. В революционных рядах партия явилась прямой последовательницей партии «Народной воли» с ее тактическим девизом: «Цель оправдывает средство».
По иронии судьбы и по неизменному закону для всех российских революционных партий второй половины прошлого столетия, главнейшими заправилами этой «народнической» русской партии оказались: Гоц, Минор [74], Гершуни, Рубанович [75], Натансон [76], Азеф… Говорить тут о любви к России и о заботах о русском народе не приходится. Среди них сверкали русские имена, вроде будущего селянского министра и немецкого шпиона Виктора Чернова [77].
Департамент полиции не сумел тогда помешать сплочению партии, хотя и имел к тому полную возможность. Не сумел, хотя имел около центра своего осведомителя Азефа, хотя объединение происходило за границей, где находился весьма талантливый его чиновник Пётр Иванович Раковский, получавший сведения непосредственно от Азефа. Центральный и руководящий по розыску правительственный орган не был на высоте положения. Там чванились знанием розыскного дела, но промахи делали непоправимые. Не даром же Особым отделом в то время заведовал красивый светский донжуан, любитель-театрал Леонид Александрович Ратаев [78], имевший в Петербурге кличку – Корнет Отлетаев.
Пришлось мне в те годы познакомиться хорошо и со студенческими беспорядками. Студенческие беспорядки 1899–1901 годов послужили началом того общественного движения, которое, нарастая затем постепенно, захватывало все новые и новые слои населения, слилось с революционными и вылилось в первую, 1905 года, революцию, принесшую России хотя и несовершенную, но все-таки конституцию.
Восьмого февраля 1899 года [79], во время годичного акта в Петербургском университете, студенты, недовольные ректором Сергеевичем за сделанное им предупреждение о ненарушении уличного порядка, освистали его. После акта, при выходе из университета, у студентов произошло столкновение с полицией, во время которого толпа была рассеяна с применением нагаек. Студенты объявили забастовку, которая и перекинулась на все другие высшие учебные заведения столицы, а затем и по другим городам.
Оппозиционные круги общества приняли сторону молодежи, и для выяснения причин и обстоятельств, сопровождавших беспорядки, по высочайшему повелению был назначен генерал-адъютант Ванновский [80], по результатам работ которого были приняты меры к упорядочению академической жизни студентов и в числе их были утверждены 29 июля 1899 года «Временные правила об
