Матюшин, все это время сидевший задумчиво, твердо произнес:
- В Александровском саду он за всех похоронен... За всех известных и неизвестных...
Они помолчали. Почему-то не хотелось притрагиваться к компоту, хотя вот-вот должна была прозвучать команда "Встать!". Второе отделение, сдвинув пустые тарелки и кружки на край стола, нетерпеливо поглядывало на дверь.
- У него ведь и мать, и отец еще живы... - с грустью проговорил Патешонков, потянувшись за фуражкой.
- Возможно, - согласился Матюшин, и хмурое лицо его разгладилось воспоминанием. - Нам сверхсрочник рассказывал, уже уволился... Он тогда солдатом был в нашей роте, в почетном эскорте шел. Помнишь, Сарычев? Сарычев помнил, кивнул. - Они же тогда от Белорусского вокзала до Александровского сада сопровождали гроб... Строевым шагом, с карабинами, по улице Горького... Народу - тьма, по тротуарам - оцепление. А напротив "Маяковской" какой-то дед прорвался - и к лафету... "Мой, - говорит, - мой сын!" - и все... Ему и так и сяк - ни в какую! Пристроился и шел за лафетом до самой площади...
- А потом какая-то женщина... - напомнил Сарычев.
- Да-да... Многие были в черных платках... Как будто знали, что по улице Горького...
- А вы сами-то стояли у могилы? - спросил Андрей с робким, но уже родившимся в душе решением.
- Я - три раза, - с несвойственной ему горделивостью сказал Матюшин.
- А я - два, - скромно обронил Сарычев.
И тут они словно отдалились, какое-то непонятное отчуждение отодвинуло этих двоих, стоявших на посту у Вечного огня и, значит, знавших нечто такое, что было недоступно Андрею и Патешонкову.
- Помнишь того, с тюльпанами? Ну который в старой гимнастерке приходит?
- Как же... Он сначала обойдет пилоны - и по цветку: Ленинграду, Бресту, Волгограду. А еще, когда мы в паре с тобой стояли, старушка положила кусочек булки и крашеное яйцо...
- Кусочек кулича, - поправил Матюшин.
Матюшин и Сарычев, сидевшие рядом, как будто перенеслись в другое измерение, как бы в иную плоскость бытия, невидимую Андрею и Патешонкову. Вот так в полумраке зрительного зала на лицах, выхваченных голубым лучом и как бы им осеребренных, отражается происходящее на экране.
- А в тот раз, - обращаясь теперь не только к Сарычеву, но и к Андрею, к Патешонкову, все оживляясь, проговорил Матюшин, - подходит мужчина, весь в медалях. Отцепил одну и положил рядом со звездой...
- Это многие делают, - подтвердил Сарычев. - А старушку видел? Как одуванчик, седенькая, при мне минут двадцать на коленях простояла...
- Тяжкое дело, - сказал Матюшин, опять помрачнев. - Самый тяжелый пост...
- Так в чем же все-таки трудность? - недоумевая, спросил Андрей.
Матюшин и Сарычев переглянулись, и оба посмотрели на Андрея как на человека, которому битый час объясняли очевидное и понятное.
- Рота! Встать! - раздался голос лейтенанта.
* * *
Все оставшееся после обеда время Андрей мучительно раздумывал над услышанным. "Старички", конечно, важничают, задаются. Но тут было и другое, что Андрей давно подметил, но никак не мог себе объяснить. Он ясно видел: солдаты, чей срок службы перевалил за первый год, вели себя так, словно действительно обладали очень важной, зашифрованной от новичков тайной. И правда, для чего бы это они старались - набивали на пятках мозоли, в кровь сбивали прикладами руки, - только для того, чтобы поровнее пройти?
Но самой большой, непонятной, призрачно мерцающей в пламени Вечного огня тайной было окружено гранитное возвышение возле древней Кремлевской стены.
- Кто же это говорил? Кто же это говорил, что в двенадцать часов ночи к Вечному огню приходят на поверку все неизвестные солдаты?..
"Я должен там стоять. Должен. Обязательно", - сказал себе Андрей. И спохватился - до Девятого мая оставались считанные дни.
Каждый вечер, в час, отведенный для личных надобностей, уже целое отделение тренировалось возле специального макета могилы Неизвестного солдата. И четыре смены, назначенные в почетный караул, готовил не кто-нибудь, а Матюшин.
Сооружение из фанеры мало чем напоминало гранитные ступени, а Вечного огня и вообще не было, и всякий раз, проходя мимо, Андрей немало дивился, с каким старанием солдаты выполняли строевые приемы.
"Артисты! - восхищался он. - Ну прямо артисты! Это надо же так сыграться!"
Он долго присматривался к длинному и тощему Лыкову, который заступал в почетный караул впервые, хотя и прослужил в роте больше года, и ничего выдающегося в его движениях и поворотах не обнаружил.
"Пожалуй, и я так смогу!" - подумал Андрей и попросил у Матюшина разрешения встать очередным в следующую пару.
- Попробуйте, - без воодушевления позволил Матюшин.
Все силы, все, чему успел научиться за эти месяцы, Андрей как бы переместил в руки, перебрасывающие карабин, в ноги, шагающие в такт разводящему.
С первого захода по команде "Стой!", обозначенной стуком приклада об асфальт, у него не совсем синхронно с напарником получился поворот, и это секундное несовпадение не ускользнуло от Матюшина.
- Резче! - поправил он. - Резче! Вы же у могилы Неизвестного солдата, Звягин...
Он разрешил Андрею еще заход, и, кажется, получилось - замечаний не было.
- Ну как, товарищ сержант? - спросил Андрей. Матюшин, не оборачиваясь, вцепившись взглядом в другую, замершую по его команде пару, сказал:
- Неплохо. Только вы не о том, о чем надо, думаете, когда идете...
- А в принципе? В принципе?
- В принципе подход и отход правильные, - уклончиво ответил Матюшин.
"Я же не артист, чтобы перевоплощаться", - обидевшись на сержанта, подумал Андрей
С затаенной надеждой вошел он в кабинет командира роты. Гориков тоже еще не ушел, сидел на привычном месте - возле книжного шкафа.
"Поддержка с фланга", - обрадовался Андрей и не успел открыть рта, как майор, встав из-за стола, предупреждающе поднял руку, перебил.
- Я видел, все видел в окно, - сказал он. - Молодец, Звягин, отлично...
- Ну так... - Забыв, что стоит перед командиром, совсем по-штатски развел руками Андрей и улыбнулся.
- Рано вам еще... - с обезоруживающей ласковостью произнес майор.
- Как рано? - смутился Андрей. - Я уже умею! Вы же видели... - И вытянулся, прижал руки, стараясь казаться выше.
- Не-льзя... - упирая на "не", проговорил командир. - Это высшая честь, Звягин... Понимаете? Высшая.
"Он мстит за письмо министру", - обозленно подумал Андрей и уже повернулся, пошел к выходу, как вдруг на полшаге был остановлен голосом Горикова.
- Минуту, Звягин! Товарищ майор! Может, его под знамена?
Андрей обернулся.
- Хорошо, - сухо согласился майор. - В порядке исключения.
9
На встречу ветеранов прославленной дивизии в почетный караул у боевых знамен командир роты назначил Звягина, Патешонкова и Сарычева. Старшим шел Матюшин. Под его сержантским попечением они должны были доехать на метро до Центрального парка культуры и отдыха имени Горького, там найти у входа отставного полковника, одетого в штатский серый костюм. Еще одна отличительная примета - красная повязка на левом рукаве. Полковник и проведет их к месту встречи ветеранов - на летнюю эстрадную площадку возле Зеленого театра.
