Напряженный день близился к концу. И вдруг раньше времени заревел гудок.
— Все на сход! — послышались возгласы мастеров.
— Все на сход! — понеслось по улицам поселка.
Валом покатилась толпа к земской управе. Собралось столько, что, казалось, никого больше не осталось в домах и на заводе.
— Тру-туру-ру-ту-ту-у! — пронеслось над толпой. И в этот миг с трех сторон ринулись конные. Они окружили народ. Вслед за конными прибежали солдаты с винтовками в руках.
На крыльцо вместе с Умовым вышел рыжий с пышными усами, увешанный аксельбантами, с наганом и шашкой на ремнях высокий полицейский.
Рыжий махнул белой перчаткой. Грохнул дружный залп. Толпа шарахнулась к центру круга и замерла в ожидании.
— Вы слышали предупредительный залп? — спросил рыжий. — Следующий может быть по вас, если поведете себя так же, как вчера. Немедленно сдайте оружие! Сейчас же назовите убийц! Выдайте главарей бунта! Иначе мы расправимся с каждым из вас! Н-ну!
Толпа молчала.
— Н-ну! Я вас спрашиваю! Молчите?! Так знайте же, мы все равно переловим всех бунтовщиков! Правительство выдаст десять тысяч рублей тому, кто поймает вашего главаря Гузакова!
Толпа враз загудела:
— Нет у нас оружия!
— Нет среди нас убийц. Мы не продажные, не купите!
Рыжий выхватил наган и выстрелил вверх.
— Молчать!
Опять просигналил военный трубач. Еще прибавилось по цепи пеших и конных.
Прошел томительный час. Народ молчал. Не добившись ничего, рыжий снял осаду. Люди немедленно разошлись.
В Сим прибыли рота пехоты, эскадрон драгун, 300 пеших и конных стражников, а с ними и те, которые ускользнули от расправы. Возглавил карательную экспедицию известный своей кровожадностью уфимский пристав Бамбуров.
Все это войско разместили по домам непокорных жителей Сима. И в ту же ночь каратели начали расправу.
Более ста человек арестовали и избили, но ничего добиться не могли. Никто не признал себя участником восстания и не упомянул имени Михаила Гузакова. Не добившись на месте нужных показаний, пристав Бамбуров отправил арестованных в уфимскую тюрьму.
* * *
Тайные агенты, наконец, узнали, где находится Гузаков Михаил и Мызгин Иван.
Унтер-офицер сформировал из казаков и стражников добровольческий отряд лыжников и повел их в лесную сторожку к ручью Гремячка.
Эта сторожка находилась верстах в пятнадцати от железной дороги и сорока верстах от Сима, в ущелье меж крутых скалистых гор.
Михаил и Иван жили в сторожке как дома. Сюда никто не заглядывал. Они часто отлучались, и всегда без опасения возвращались обратно. И сегодня два друга, не спеша, катились на лыжах в свое убежище. Когда они находились в густом сосновом бору выше сторожки лесника, на сходящихся к ручью обрывистых скалах, до их слуха донеслись отрывистые голоса.
Затем Гузаков увидел вооруженных лыжников, отрезавших спуск в лощину.
— Что будем делать? Нас окружили. Остался один путь — десятисаженный обрыв.
— Миша, сзади каратели.
— Значит, прыгаем!
Друзья быстро сделали несколько замысловатых узлов на снегу, скрылись от глаз преследователей, соскользнули на край скалы, сняли лыжи и… прыгнули в пропасть…
Солдаты кружили по краю обрыва, но им и в голову не пришло, чтоб кто-то мог прыгнуть в пропасть. Каратели спустились к сторожке. Но и здесь никого не застали.
Охотники за людьми вернулись в Сим обескураженные.
Между тем на заводе вновь появились листовки, писанные плакатными буквами.
— Карателям никогда не поймать Гузакова. Смерть предателю! (Дьяволов).
— Что за Дьяволов появился? — вопрошал Умов.
— Видно, друг Гузакова, — предположил унтер-офицер.
Вторая листовка была без подписи:
«Товарищи! Всех не арестуют. Не падайте духом. Придет время, освободим арестованных. Берегите силы, готовьтесь к бою!»
Полиции было неизвестно, что часть большевистской организации на заводе уцелела. Чевардин Василий Андреевич, Теплов Валериан Владимирович, Озимин Василий Дмитриевич продолжали активную деятельность. Они поддерживали связь с Гузаковым, выполняли его советы и действовали самостоятельно.
Гузаков заболел. Его верный спутник Мызгин немедленно сообщил об этом в уфимский комитет большевиков. Михаила перевезли в Уфу. Туда же перебрался и Мызгин. Друзья остались в распоряжении уфимского комитета.
* * *
Шел день за днем, месяц за месяцем, они складывались в годы. Никто из арестованных не вернулся. Ни с кем не разрешалось свидание. Поступали тревожные сигналы из Уфы. Арестованных бьют, пытают, принуждают назвать себя убийцами. Раненый Алексей Чевардин, чуть живой, содержится в тюрьме без медицинской помощи.
Родственники арестованных не раз ездили в Уфу, нанимали защиту. В один из таких приездов они увидели огромную толпу народа, двигающуюся по улице.
— Куда идет народ?
— К тюрьме! В тюрьме политических убивают!
— Боже мой! О-о-о! — зарыдала женщина, приехавшая из Сима.
— Что с вами, голубушка! — подхватил побледневшую женщину солидный мужчина в форме железнодорожника.
— Там наши, симские рабочие, спасите их! — выкрикнула женщина.
Толпа загудела и бегом ринулась к тюрьме, но наткнулась на внушительную преграду: солдатские штыки и казацкие шашки. Раздался предупредительный залп. Толпа остановилась.
— Что там происходит? — спрашивали друг друга собравшиеся у тюрьмы.
— Говорят, шпана напала на политиков. Там сейчас идет бой.
— А чего же тогда солдаты-то здесь торчат, а не там?
— Они народ не пускают, как бы не освободили политиков.
Там действительно был бой уголовников с политическими заключенными. Следствие, не добившееся желаемых показаний от симских рабочих, натравило на них уголовников, попыталось без суда расправиться с заключенными.
Во время прогулки уголовников, которых раньше оберегали от встречи с политиками, боясь «пагубного» влияния, тюремные надзиратели выпустили часть симских рабочих. Только они пристроились в хвост гуляющим, уголовники, ждавшие политиков, набросились на них. Бандитов было больше, чем симцев… Некоторые симцы упали, обливаясь кровью.
Кто-то вбежал в коридор и отчаянно крикнул: «Товарищи! Симских рабочих убивают уголовники!»
Большая часть симцев, находившаяся во второй камере, услышала этот крик. Послышались громовые удары в дверь второй камеры, затем грохот падающих кирпичей и туча пыли. В образовавшуюся брешь выскочили все заключенные. Они хватали кирпичи и бежали во двор.
