Служба кончилась в 5 ч. 10 мин. утра. Народ весело выходил из храма, многие христосовались, пели… Кто-то заметил, – маленького роста иеродиакон Р. христосуется с высоким о. Василием. «Ну что, батька? – смеется иеродиакон. – Христос воскресе!» – «Во истину воскресе!» – отвечает тот. В это время звонили колокола… На звоннице иноки Трофим и Ферапонт, и иеродиакон Лаврентий. Молящиеся садились в автобусы, разъезжались и всюду слышалось: «Христос воскресе из мертвых!..»
Братья ушли в трапезную. Вспоминают, что о. Василий посидел недолго за столом, но ничего не съел.
В это время иеромонах А. благословил инока Трофима звонить. Вскоре к нему присоединился инок Ферапонт. Начался ли кующий пасхальный звон…
«В шесть часов утра в Скиту началась литургия, – вспоминает о. М., и я обратил внимание, что почему-то задерживается о. Василий – он должен был исповедовать. Вдруг в алтарь даже не вошел, а как-то вполз по стенке послушник Е. и сказал: „Батюшка, помяните новопреставленных убиенных иноков Трофима и Ферапонта. И по молитесь о здравии иеромонаха Василия. Он тяжело ранен“. Имена были знакомые, но у меня и в мыслях не было, что это могло случиться в Оптиной. Наверное, думаю, это где-то на Синае… И спрашиваю: „А какого они монастыря?“ – „Нашего“. Вдруг вижу, что иеродиакон Иларион, закачавшись, падает, кажется, на жертвенник. Я успел подхватить его и стал трясти за плечи: „Возьми себя в руки. Выходи на ектенью!“ А он захлебнулся от слез и слова вымолвить не может… Невозможно передать, какой стоял стон в храме… Я отпустил дьякона, поэтому ектеньи провозглашал сам. Когда надо было возглашать „Христос Воскресе!“, – я не мог кричать, только сказал один раз. Все плакали. Объявлять не нужно было: все уже знали… После литургии мы пошли в монастырь. Тогда я и увидел этот страшный нож. Убиенные братия были накрыты черной тканью. Я знал, что это лежали мученики, но тогда было впечатление ужаса».
Убийца выбрал момент, когда двор обители был почти пуст. Тем не менее, нашлось несколько очевидцев. Первым был убит инок Ферапонт, пронзенный насквозь ударом в спину. Затем о. Трофим – также в спину. Отец Трофим успел несколько раз уда рить в колокола набатным звоном. Потом упал. В это время о. Василий направлялся к воротам, выходящим на дорожку к Скиту. «Он услышал, что звон прекратился, – вспоминает о. М., – какие-то крики. Он, вообще, немного плохо видел. Убийца набежал прямо на него. Отец Василий спросил: „Что там случилось?“ Тот ответил: „Ничего“, – сделал шаг, поворот, отошел за спину о. Василия и с маху пронзил его».
Тринадцатилетняя паломница из Киева Н. П. вспоминает: «Я под бежала и вижу, что о. Трофим приподнимается, ударяет в колокол, падает и стонет: „Боже мой, помилуй мя!“… Отец Ферапонт весь в крови лежал. Потом смотрю, еще один батюшка упал, старается приподняться. Мы подбежали, оказалось, что это о. Василий. Я спрашиваю: „Батюшка, что, что такое?“ А он хочет что-то сказать, но не может. Прямо на дорожке в Скит лежал у ворот… Отца Василия сразу в храм отнесли, к мощам преподобного Амвросия… Думали, что он будет жить, потому что он все признаки жизни подавал. Я когда подбежала, у него четки вдалеке были – он их рукой искал».
Убийца, убегая, бросил возле о. Василия черную шинель с чужими документами и самодельный меч длиной 666 мм и с выгравированными на нем цифрами: «666».
«В день похорон неожиданно пошел снег, – писал один из друзей о. Василия еще по жизни в миру. – Он падал густыми, мокрыми хлопьями… А в храме прощались с убиенными, тепло и сладко пахло ладаном и воском свечей. На отпевание в Оптину пришли сотни людей, причем многие с детьми… Когда гробы вынесли из храма, снегопад прекратился, небо очистилось и выглянуло солнце».
Погребение совершалось по пасхальному чину. Именно поэтому гробы были обшиты красной материей. По-пасхальному радостно звонили колокола… Игумен М. сказал: «Мы потеряли людей, а приобрели Ангелов на небе; мы потеряли монахов, потеряли священнослужителей, но мы приобрели на небе новомучеников. Их молитвы будут покрывать наш народ, будут покрывать нашу Церковь, будут покрывать весь народ Божий, который стремится к чистоте жизни и святости».
Отец Феофилакт, знаток церковного устава, организовал сложный обряд погребения монахов. Во время отпевания он сказал слово. «Всякий христианин, – говорил он, – хорошо знакомый с учением Церкви, знает, что на Пасху так просто не умирают, что в нашей жизни нет случайностей и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость от Господа. С этого дня, когда эти трое братий были убиты, по-особому звучит колокольный звон Оптиной Пустыни. И он возвещает не только о победе Христа над антихристом, но и о том, что теперь земля Оптиной Пустыни обильно полита не только потом подвижников и насельников, но и кровью оптинских братьев, и эта кровь является особым покровом и свидетельством будущей истории Оптиной Пустыни. Теперь мы знаем, что за нас есть особые ходатаи пред Престолом Божиим». Заканчивая свое слово, о. Феофилакт сказал: «В чинопоследовании написано, что, подходя к усопшему, мы должны ему говорить: „Христос воскресе!“ – и этим выражать нашу веру, что нет больше смерти на земле, что наша жизнь с минуты Воскресения Христа приобрела вечный смысл: если люди умирают, то лишь на некоторое время, до Страшного Суда Божия… И мы сегодня не столько печалимся, сколько радуемся, потому что эти три брата благополучно начали и успешно завершили свой жизненный, монашеский путь. Прощаясь, мы должны обращаться к ним с радостным пасхальным приветствием: „Христос воскресе!“».
После смерти о. Василия на столе в его келье остался Апостол с закладкой в том месте, где было его последнее чтение. Это были строки из Второго послания апостола Павла к Тимофею, 6–8 стихи четвертой главы: Время моего отшествия наста. Под вигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Удивительно, что именно – это! Невольно вспоминается письмо преподобного о. Никона Оптинского из Оптиной Пустыни, написанное в 1922 году, когда обитель была уже практически закрыта большевистской властью. «Эти дни, – писал он, – я неоднократно вспоминал батюшку Варсонофия. Мне вспоминались его слова, его наставление, данное мне однажды, а может быть, и не однажды. Он говорил мне: „Апостол завещает: Испытывайте себя, в вере ли вы, – и продолжал: – Смотрите, что говорит тот же апостол: Течение скончах, веру соблюдох, а теперь мне готовится уже венец. Да, великое дело – сохранить, соблюсти веру“».
Далее на странице, заложенной о. Василием, следовало: Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия(там же, ст. 8). Невольно думается, что для о. Василия здесь «венец правды» – венец мученика за Христа.
