Серега форсировал мои сомнения, предложив отправиться туда грядущим летом. Я дал согласие. Но нужно было предупредить родителей, для чего Павлик отправился в деревню, где они проводили свой трудовой отпуск, за благословением. Разморозив холодильник, в котором все равно редко обитало что-нибудь съестное, я покинул квартиру. Всю ночь перед этим мы с Толстым распивали водку. Толстый, включив на полную громкость Exploited, молотил сковородкой по батарее, вызывая приступы агрессии у соседей.
По дороге к родителям я заехал в деревню к Вано, благо у меня было с собой два лишних дня и десять лишних пакетов с травой. Поделив десять на два, я получил цифру пять, могущую означать что угодно. Для меня же она означала приятное времяпрепровождение на пять баллов. Вановская компания встретила меня более чем радостно. В первый же день мы пошли в баню, узкую, как чулан в «хрущевке». Вано, намылив голову, наклонился к шайке с водой, упершись при этом задом в раскаленную печку, произведя на свет звук, будто бизона трактор переехал. С утра он пас коз, я же спал до трех часов дня после бурной ночи, и его бабушка интересовалась, а не умер ли я? После чего готовила мне яишенку из десяти яиц, плюс молочко, плюс творожок, плюс жареные грибочки, плюс блины. Я невольно вспоминал Чехова, рассказ про глупого француза, но все съедал.
В город возвратился с четырьмя трехлитровыми банками маринованных грибов и родительским «добро» на поездку в Астрахань. Одна банка разбилась, и в вестибюлях подземки за мной стелился мокрый, клейкий след, будто улитка проползла, оставляя за собой элементы секреции в виде грибных шляпок. Дома я засунул в холодильник пачку пельменей, и оправился переговорить с Зайцевой на предмет Маши. Типа за советом. Никакого совета не получил, а только процеловался с нею полчаса у Казанского собора, потому что мне нравилось, как она целуется. Вернувшись домой, понял, что холодильник так и не включил. В морозилке меня ждала растаявшая пельменная масса. Штепсель вонзился двумя хоботками в розетку, о чем я пожалел на следующее утро, потому что замерзшая пельменная масса превратилась в сталагмит, который было невозможно отодрать от днища морозильной камеры. Мы с Толстым жарили на сковородке пельменный пирог, разрезая его потом, как каравай. И это последнее, что я помню из подготовительного периода перед пересечением России с севера на юг.
«Путешествие развивает ум, если, конечно, он у вас есть»
(Г. Честертон).
Отчаливали с Московского вокзала со скромной суммой денег, рюкзаком и неуверенностью в завтрашнем дне.
Между мной и Машей еще не произошло объяснений, но суть проблемы уже отчетливо вырисовывалась. Она пообещала, что завяжет с проституцией. Я в это смутно верил. Мне она казалась опытной барышней, которая знает чего хочет, и в состав этого «чего» я не вписывался. А вписаться очень хотелось. Астраханские дары выглядели как призовой фонд в гонке за счастьем. Рассказы о том, как клиенты катали ее в спортивных машинах по ночной Москве выводили меня из себя.
Серега попыхивал Беломором, который курил постоянно, предпочитая его сигаретам. Всегда была возможность забить косяк. Группа «Калинов мост» поразила его в самое темя, и он постоянно напевал одну из их песен. Я пил пиво и тупо пялился в стеклянную перепонку окна, кусая ресницами уставшие глаза. Засыпать в поездах – дар, дающийся нам свыше. Меня им не наградили. В напряженном раздумье я вспоминал Машины черные волосы, маленькую грудь, овалы ушей с запятыми сережек. Любовный энцефалит в голове прогрессировал.
Мы ехали в Москву, пополнить запасы Серегиных денег. Жил он на ныне печально известном Каширском шоссе в отдельной двухкомнатной квартире, которую ему соорудила мама, работавшая на пряничной фабрике. По этой причине сын ее к пряникам был равнодушен.
Из коммерческих лотков группа Ace of base распыляла при помощи пульверизаторов акустических систем свой первый хит. С железнодорожными билетами творилась что-то невообразимое. Их было не достать. Никуда. Жители нового государства с непривычным названием СНГ стремились уехать или приехать, сдвинуть себя с мертвой точки. Пришлось купить два места в плацкартном вагоне и прибыть в Волгоград. Пока колеса приминали позвоночники рельс на хребтине дороги, я курил план в тамбуре с открытой дверью, чего во время следования поезда делать запрещается. То есть, дверь открывать.
В граде на Волге, как и в Астрахани, разливное пиво темнее янтаря и гуще, чем слабоалкогольный контент бутылок с этикеткой «Жигулевское». Это было весьма кстати, потому что билетов до Астрахани в кассах не было. Мы купались на городском пляже и пытались разрубить гордиев узел обстоятельств. Единственное, что приползло на ум – сесть в электричку, которая следовала примерно в нужном направлении, и доехать до куда-нибудь. Всяко, это будет ближе к конечному пункту. А там посмотрим. Русский авось съел нас с потрохами.
Я не помню названия городишки, где мы вышли на перрон, после того, как машинист проскрипел в вагонных динамиках свой прощальный привет. Типичное южное захолустье. Дебаркадер, построенный еще большевиками. Дома, сдавленные тутовыми деревьями. Посинелая штукатурка на стенах, гофрированная трещинами. Собаки, утыканные слепнями.
Серегин язык пошевелил в нужную сторону, выдав несколько точных фраз, и мы зацепились за старичка, который выказал чудеса гостеприимства. Это был одинокий пенсионер, у которого, видать, и родственников-то не наблюдалось. Он привел нас к себе домой, где мы смогли съесть нехитрый холостяцкий обед, помыться и трезво взглянуть в глаза действительности. Глаза действительности моргали и щурились.
Я предлагал построить плот. Или скоммуниздить лодку и добраться до Астрахани по Волге. Тем более что жить мы должны были не в городе, а на туристической базе, ниже по течению. Идея с плаванием по реке целиком и полностью завладела моим воображением. Дело дошло до того, что я поверил в реальность подобной затеи. Ночевки на берегу, ловля рыбы, уха. И течение реки совпадает с направлением нашего пути.
Старичок, узнав о моих гелькеберрифиновских планах, снял со шкафа коробку и начал выкладывать на стол всевозможные рыболовные принадлежности, попутно объясняя, какая из них для каких целей предназначена. Более того, по завершении своего рыболовского семинара, он отложил в пакет те крючки и снасти, которые, по его мнению, нам сгодились бы. Я честно пообещал отдать их на обратном пути. Не отдал. Снасти не понадобились, а старичок этот, чье одиночество было нарушено двумя перекати-поле, до сих пор у меня из башки не выходит.
