Нужный продукт был приготовлен в тот же вечер. Несколько столовых ложек мне, полстакана для Сереги. На вкус мерзость. Но и водка на вкус тоже не сахар. Спустя несколько часов меня посетила измена, первая в жизни. Казалось, что в горло вставлена стеклянная трубка. И стоит только сглотнуть, как трубка треснет, и стеклянные осколки посыпятся в желудок. Натуральный кошмар, ощущения, реальные на сто процентов. Избавиться от них не было никакой возможности. Если ты пьян, ты можешь принять холодный душ, проблеваться, лечь спать и забыться на несколько часов. Но здесь ничто не спасало.
Я выскочил на берег и понесся вдоль воды. Паучьи лапы пальцев корчились по периметру ладоней. Треск в голове нарастал, я боялся разбить стеклянную колбу, потому что живо представил, как куски стекла впиваются в мои внутренние органы, и я кончаюсь прямо здесь, пуская кровь ртом. Паралоновый песок проминался под ступнями, в лицо дышала астраханская ночь, сплевывая в глаза сгустки темени. Никаких ориентиров, дисбаланс мыслей, верчение веток вокруг стволов деревьев.
В какой-то момент я остановился, огляделся, понял, что зашел слишком далеко и побрел обратно. Купаться боязно, потому что вода – жидкое стекло. Войдешь в нее, она застынет, и ты, как корабль, скованный льдами, заночуешь там до наступления смерти.
Рыбы смотрели на меня с удивлением, растопырив плавники, как зэки пальцы. Их чешуя поблескивала в лунном свете, в ней отражались мои скученные зрачки. Я стал подпрыгивать на одной ноге, боясь, что сейчас из-под коряги выползет гадюка и меня настигнет участь вещего Олега. Астраханские змеи ждали мою голень за каждым кустом, нагло демонстрируя язык, похожий на шнурок. Колба внутри подрагивала в такт страху, расплясавшемуся по коже мурашками.
То ли черепашки, то ли крабы, будто нюхнув спидов, скакали вдоль берега, издавая одну протяжную ноту. Я чувствовал с ними связь, они пытались сказать что-то важное, что могло бы повлиять на ход событий в будущем. Истина где-то рядом, вод здесь, в песке, надо ее только раскопать и опознать.
Нырнув в лачугу, я бросился на кровать и простонал:
– Серега, у меня измена.
– У меня тоже, – донеслось откуда-то из темноты.
Еще два часа кувырканий на кровати и сон, сжалившись, оглушил меня своей кувалдой так, что я впал в беспамятство.
На следующий день отправились в Астрахань. Меня отпустило, а Серегу продолжало колбасить. Полегчало только после пива. У пристани встретился штрих, который занял месяц назад у Сереги денег, еще в Питере. Ошалело на нас уставился.
– Земной шарик круглый, – произнес Серега и прошел мимо.
В другой раз, курнув, как следует, мы сидели на крыльце и рассматривали огни на той стороне реки. Волга постанывала, как тракторист с похмелья. Апулея я на ночь не читал, но увидел осла. Натурального, на четырех ногах, с болтающимися ушами. Он мирно проплелся мимо, даже не повернув голову в нашу сторону. За ним проследовал еще один. Я поморгал, поерзал, довел до сведения Сереги, что у меня животноводческие глюки. Ослы мерещатся. Серега ответил, что у него такая же беда.
Весь вечер в четыре глаза мы наблюдали шествие ослов, удивляясь одинаковости нашего восприятия ирреальной действительности. Средства передвижения Хаджи Насредина не проявляли признаков агрессии, топали, уставившись в землю, будто она большой экран, где показывают кино. Наутро выяснилось, что это пастух перегонял свое стадо. Стадо ослов. Естественно, он не знал, что на берегу сидят два неадекватных миру существа, которые восприняли шествие его подопечных как привет от белой горячки.
Время проходило, трава сушилась медленно. Один из соседей зашел к нам в гости и посоветовал прекратить конспирацию, поскольку уже все вокруг знали, чем мы занимаемся, и кинуть коноплю на крышу. За один день она превратилась бы в нужное для нас сено. Но решиться на такой откровенный шаг было непросто.
Сосед рассказал, как местные жители курили марихуану раньше. Ее собирали в определенном месте в определенное время. Когда она доходила до кондиции, резали и жарили молодую собаку (обязательно кобеля-девственника). Коноплю курили через кальян, таким образом проходила ее первичная дистилляция. После чего съедали по кусочку пса, выходили на крыльцо и сплевывали на землю черные слюни. Легкие очищались от той гадости, которую не смог отфильтровать кальян, в организме оставался дурман в чистом виде, без примесей. Мясо кобеля, кстати, помогает при туберкулезе, по той же самой причине. Собачек жалко, но в жизни и не такое бывает.
План действий был прост, как наша пирога. Сушеный продукт народного потребления упаковывается в рюкзак и доставляется на поезде в Москву. Там делается привал, после чего мы отправляемся в Питер, где разворачиваем активную деятельность по сбыту собранного ударными темпами урожая. Я прокручивал в голове разные ситуации, мысленно разрезал вагон вдоль и поперек, пытаясь найти в нем доступные пассажиру полости, где бы мы могли поместить небезопасный груз. Мне казалось возможным пихнуть рюкзак в другое купе к чужим шмоткам. Тогда в случае его обнаружения мы были бы не при чем. Задача сложная, но ведь нет на свете невыполнимых задач. Как, например, протащить траву в вагон, мимо ментовских взглядов, задрапировавшись толпой.
В Астрахани выяснилось, что до Москвы билетов нет. Есть только до Волгограда. Купили до Волгограда. Просочились в вагон, никто на нас даже внимания не обратил, ни одного стража порядка на перроне не наблюдалось. Труп конопляного кайфа начал разлагаться – трава запахла, и отнюдь не сандалом. Рюкзак был убран под сидение. Полпути я провел в тамбуре, наблюдая проносящиеся мимо степи, которые весной красивы, но не про мою честь, потому что мне не представилось возможности наблюдать их в этот период года, любоваться морем цветом, источающих убийственный аромат.
У Сереги закончился «Беломор», он вытряс из кармана остатки табака и стал делать самокрутку.
– Что, травка? – поинтересовалась рядом стоящая бабка.
– Да нет, табак, – ответил Серега.
Я нервно передернул плечами.
– Эх, ща бы планца дунуть, – сказала бабка, томно закатив глаза.
Павлик сполз по стене. Люди юга. Какой там Амстердам!
В Волгограде происходил апокалипсис. Мы попали в его эпицентр, располагавшийся на вокзале. Количество двуногих на один квадратный метр площади превышало все допустимые санитарией нормы. Гул стоял невозможный, к кассам было страшно подступиться, потому что там шла битва за билеты, которых, как тут же выяснилось, все равно нет, даже у спекулянтов. Поэтому было непонятно, за что же сражались люди, размахивая руками, жестикулируя скулами, как базарные торговцы (не исключено, что ими они и являлись). Раскрасневшиеся тетки с кулаками размером с недозрелую тыкву. Ощетинившиеся (в прямом и переносном смысле) мужики, щеки которых заросли черным мхом, вследствие чего они стали похожи на моджахедов. Бабки с детьми на руках, орущими так, будто они только что покинули утробу матери.
