Телеологизму он противопоставляет естественную причинность. Уже в первых своих работах Налбандян защищает учения Коперника, Бруно, Галилея, теорию естественного происхождения организмов и их эволюции, отвергает бессмертие души и другие подобные мистические представления. Однако он не порывает с религией, а придает ей (в духе деизма) рационалистический характер. Религия для Налбандяна есть признание творческого, духовного начала в природе, но не бога как особой личности. Признание такого бога, считает он, является искажением религии. С позиций деизма Налбандян подвергает резкой критике иудаизм, магометанство и католицизм.
Деистический взгляд на природу можно обнаружить и в стихотворениях Налбандяна 1854–1855 годов. В этом отношении характерно стихотворение «Жизнь», в котором утверждается идея, что лишь земная, посюсторонняя жизнь есть высшее благо. Здесь обнаруживается также знакомство Налбандяна с некоторыми идеями французских материалистов. Отголоски их учения мы находим в его мысли о том, что люди в своих поступках руководствуются не религиозными заповедями, а практическими реальными интересами, в утверждении, что главное отличие человека от животных — наличие руки как органа материальной деятельности. В стихотворении «Надежда» Налбандян остро высмеивает религиозно-мистическое понимание надежды. Все, чего достигает человек, зависит от него самого. «Человек, познай мир, и тогда напрасны твои сетования», — призывает он в стихотворении с характерным названием «Истина» (3, 1, 66). Вся поэзия Налбандяна 50-х годов, его крупнейшая работа «Речь об армянской словесности», статьи, исторические очерки проникнуты деистическим рационализмом, идеями свободы человеческого разума и совести, равенства людей и права народов на самобытное развитие.
Для понимания философских раздумий Налбандяна 50-х годов большой интерес представляют его популярные статьи по вопросам естествознания, опубликованные в 1858 г. в журнале «Юсисапайл». Они показывают, что плодотворную роль в процессе формирования философских взглядов армянского мыслителя сыграли его занятия на медицинском факультете Московского университета. Это подтверждается тем, что в его произведениях мы находим много ссылок на передовых ученых: П. Лапласа, Ж. Сент-Илера, Ж. Бюффона и др. Уже в 1854 г. он ссылается на М. Шлейдена — одного из основателей клеточной теории.
В популярных очерках Налбандяна проводится мысль о том, что природа бесконечна не только во времени, но и в пространстве. Существуют бесчисленные мировые тела и материальные миры, установить границы вселенной невозможно. Налбандян исходит из того, что материя и движение находятся в органической связи и все вещи обладают свойством изменчивости. Защищая положение о вечной, несотворимой и неуничтожаемой материн, он подчеркивает, что вечность материл нельзя понимать так, будто природа всегда существовала такой, какой мы видим ее теперь. Все вещи в природе, отмечает Налбандян в одном из писем 1855 г., подчиняются общим законам природы. Но известно также, что бессмертие вещей осуществляется через их смену. Вещи не египетские мумии, у которых сохраняются окостенелые формы и положения (см. 5, 618–619).
В естественнонаучных очерках 1858 г. Налбандян, защищая гипотезу Канта — Лапласа о происхождении Солнечной системы из газообразной туманности, приводит ряд аргументов в ее пользу, в частности указывает на то, что в недрах Земли содержится много горючих газов и расплавленной материи. Положения гипотезы Канта — Лапласа он использует для доказательства естественного происхождения жизни и для обоснования ее эволюции. Если природа изменяется, то вполне возможно, что в природе бывали революции. Возникновение жизни было одной из величайших революций, которую когда-либо переживала природа. Правда, Налбандян делает оговорку, что теория естественного развития мира «пока представляет собой трудную загадку» и «вызывает много сомнений». Однако накопленные науками факты, полагает он, позволяют допустить, что свою историю развития имеет не только неорганический, но и органический мир. Процесс развития природы Налбандян представляет как бесконечную цепь, необходимым звеном которой является возникновение органической материи. «Данные науки, — пишет он, — заставляют признать, что и мир живых организмов не оставался неизменным, а, начиная от древних времен до новейших, постоянно развивался. В нем постоянно образовывались новые, более совершенные растительные и животные организмы, хотя и старые исчезали не сразу» (3, 2, 171). Эти положения, отстаиваемые Налбандяном, свидетельствуют о его отходе от идеализма. Но окончательно преодолеть идеализм ему удалось лишь в конце 50-х — начале 60-х годов. Защищая передовые позиции науки, он вместе с тем еще остается в рамках деистического мировоззрения.
Особый интерес представляют высказывания Налбандяна об эволюционной теории и о ее первом представителе в России Карле Рулье. Рулье был профессором Московского университета в тот период, когда там учился Налбандян. Он увлекал прогрессивную студенческую молодежь своими передовыми взглядами. Герцен в одной из статей выразил восхищение его лекциями. Как видно из писем Налбандяна, написанных в Петропавловской крепости, он еще в студенческие годы был горячим поклонником Рулье, серьезно увлекался теорией эволюции организмов, идеей прикладной зоологии и прикладной ботаники. Этот документ представляет большой интерес, так как позволяет раскрыть источник некоторых ранних высказываний Налбандяна об эволюционной теории.
Идея эволюции организмов под влиянием внешней среды получила значительное развитие в России еще в 30-е годы XIX в. Ее защищали и развивали ученые Московского университета М. А. Максимович, П. Ф. Горянинов и др. Но с особой силой эту идею развивал Рулье. Основные положения, которыми он руководствовался, носят материалистический характер. «…Существование всего естественно и каждое в нем явление возможно только на основании естественных же законов, — писал он. — …Ни одно органическое существо не живет само по себе: каждое вызывается к жизни и живет только постольку, поскольку находится во взаимодействии с относительно внешним для него миром» (16, 2). Деятельность Рулье сыграла важную роль в распространении дарвинизма в России. Вот что об этом пишет русский биолог А. Борзенко: «Мы читали книгу Дарвина („Происхождение видов“. — А. X.), полученную в Москве (в немецком переводе), когда у нас память о беседах Рулье была еще свежа. Эта книга была не то самое, что мы слышали от Рулье, но что-то близкое, такое родственное тому, чему учил Карл Францевич, что новое учение показалось нам чем-то давно знакомым, только приведенным в большую ясность, более строгую научную форму и в особенности обоснованным несравненно большим количеством фактических сведений» (8, 43).
