Казалось, что после Дарьяла природа стала благосклоннее к путешественникам; однако им ещё предстояло преодолеть Крестовый перевал. Он оказался так высок, что было страшно взглянуть вниз — туда, где плывут облака и еле угадываются водные потоки: с одной стороны — Терека, а с другой — Арагви, начинающей свой путь в Грузию. Но зато, спустившись с перевала в долину Арагви, офицеры почувствовали, что попали в другой мир: с доброжелательной природой, живописными пейзажами, мягким климатом и укутанной в тень деревьев дорогой. В селении Ананури они отметили переход Кавказского хребта местным вином, приятно удивившим их. До места назначения было рукой подать.
Наутро Бенкендорф и Воронцов оставили медленный конвой и поспешили в Тифлис верхом. Только несколько казаков «на всякий случай» последовали за ними. По дороге пришлось объезжать русскую воинскую часть, отгородившуюся штыками от внешнего мира: недавно по всему Кавказу прокатилась эпидемия чумы, и часовые получили приказ не пропускать в лагерь никого, включая офицеров. Затем — короткая остановка в Мцхети, древней столице Грузии: просто невозможно было не отдать дань живописному пейзажу, сплетающимся водам Арагвы и Куры, необычной для российского глаза архитектуре храмов. Этот прекрасный вид на фоне гор останется в памяти Бенкендорфа.
Ещё 20 вёрст — и Тифлис! Контрасты Кавказа проявляются и здесь: красота города — и чумное кладбище, напоминающее о недавней трагедии; древние стены, скалы над Курой — и опустевшие улицы, дома, брошенные жителями, бежавшими от морового поветрия (в 1803 году население города уменьшилось на треть).
Князь Цицианов в это время готовился к серьёзному походу на Гянджинское ханство. Предлогом стало «арестование и ограбление грузинских купцов» его правителем Джавадханом. Реальной же причиной было стремление Цицианова к «собиранию грузинских земель». К лету 1803 года к Грузии — а значит, и к России — была присоединена Алазанская долина, бывшая прежде базой для лезгинских набегов на Кахетию. Осенью настал черёд лежавшего к югу, вниз по течению Куры, Гянджинского ханства. Как считалось в то время, «прежде Гянджа находилась в подданстве Грузии и платила дань царю Ираклию, но с недавнего времени отложившийся Джеват-хан предался Персии и был главнейшею причиною разорения Тифлиса, в 1795 году случившегося, посему князь Цицианов решился наказать сего хана и Гянджинскую область присоединить обратно к Грузии»12.
Нелишне добавить, что схожие аппетиты были и у Персии, и у Турции: начало XIX века явилось пиком соперничества трёх империй за обладание Кавказом. Отсюда такое обилие Русско-персидских и Русско-турецких войн. В то же самое время персидский шах, например, заявлял в послании к имеретинскому правителю Соломону И: «Ведайте, что земли грузинские есть часть самодержавного иранского владения, а Георгий царь и его дети изменничеством и безумием привели малое количество войск российских для своей защиты и пособия и поставили их в Тифлисе»13.
Цицианов не боялся войны с Персией (официально она начнется через полгода с небольшим), но прежде желал обеспечить России выгодный плацдарм на юге. Именно Гянджа считалась ключом ко всему Южному Азербайджану. В конце ноября «главноначальствующий Грузии» выступил в поход с драгунским полком, шестью батальонами пехоты и двенадцатью орудиями. Пока отряд шёл вниз по правому берегу Куры, к нему присоединялись местные правители с собственными хорошо вооружёнными отрядами (грузины, армяне, «татары», то есть азербайджанцы). Бенкендорф отметил их искусную выездку и владение оружием.
На седьмой день пути войско достигло новой южной границы России. Отсюда Цицианов отправил Джавад-хану письмо с требованием добровольной покорности. «Гянджа со времени царицы Тамары, — писал князь, — принадлежала Грузии и слабостью царей грузинских была отторгнута от оной… Недостойно бы было с силой и достоинством высокомощной и Богом вознесённой Российской империи оставить Гянджу, яко достояние и часть Грузии, в руках чужих. Пришед с войсками брать город, я, по обычаю европейскому и по вере, мной исповедуемой, должен, не приступая к пролитию крови человеческой, предложить вам о сдаче города… Буде завтра в полдень не получу ответа, то брань возгорится, понесу под Гянджу огонь и меч, чему вы будете свидетель…»14
Войска остановились в ожидании близ развалин древнего города Шамхора, известного высоким минаретом, получившим прозвание «одинокий столб». Ответ из Гянджи последовал довольно быстро. Джавад-хан счёл подобное обращение неверного оскорбительным и отреагировал соответственно: «Где это видано, чтобы вы были храбрее персиян? Видно, несчастный рок доставил вас сюда из Петербурга, и вы испытаете его удар». Бенкендорфу запомнилось ещё утверждение, что «если русские пушки длиной в аршин, то пушки хана — длиной в четыре аршина». После такого обмена любезностями осада и штурм города стали неминуемы. Для изучения обстановки 2 декабря 1803 года Цицианов придвинулся со значительными силами к городу и совершенно неожиданно натолкнулся на сопротивление в окружавших город садах и предместьях: их глинобитные и каменные ограды превратились в настоящие полевые укрепления.
Завязался бой, ставший первым серьёзным сражением для Бенкендорфа и Воронцова. Они упросили Цицианова позволить им принять непосредственное участие в деле. Каждый получил по 30 егерей и приказ выбить неприятеля из укреплений. Благодаря помощи артиллерии это удалось, и войска с разных сторон пробились через предместье Гянджи к торговой площади. За ней возвышалась довольно внушительная крепость с шестью башнями, двумя рвами, двойной стеной и цитаделью.
Первый успех окрылил молодых офицеров. Они решили с ходу взять передовое укрепление перед главными воротами, но попали под страшный обстрел с крепостных стен. Вокруг градом защёлкали пули, стали падать убитые и раненые. В этот момент был ранен в ногу капитан Котляревский, ровесник Бенкендорфа и Воронцова, в то время командир роты, а в будущем легендарный кавказский генерал. Воронцов и рядовой Богатырёв бросились на помощь. Богатырёва сразила пуля, но Воронцов сумел вытащить Котляревского из-под огня. Уцелевшие силы атакующих закрепились за стенами слободы, туда стали подтягивать орудия. Из-за укреплений Бенкендорф впервые увидел жуткую подробность восточной войны: сделавшие вылазку солдаты противника добивали оставшихся у стен раненых и отрезали им головы. Так сложилась «непропорциональная» статистика потерь в войсках Цицианова: на 70 убитых только 30 раненых… Правда, Джавад-хан недосчитался не только 250 погибших в боях за предместье, но и 500 перебежавших к русским (в том числе 200 армян).
