В Шала-хото стоит небольшой гарнизон – человек около 50 местных войск (луинов) под командой ю-цзи – офицера, имевшего белый хрустальный шарик на форменной шляпе. Он оказался человеком несообщительного характера и весьма скоро дал нам понять, что рассчитывать на его помощь по приисканию проводников и переводчика с китайского или монгольского языков на тибетский мы не должны. Он ограничился лишь советом ехать в Донгар, где, как он доподлинно знает, проживает немало людей, хорошо знакомых с областью Куку-нор.
В этом мы были и сами уверены, а потому решено было, что брат, проводив нас до Ара-гола, на следующий же день отправится в Донгар-чэн.
Ранним утром 18 июля мы тронулись в дальнейший путь тем же порядком, как и накануне – брат при вьюках, я же в арьергарде с больным Колотовкиным. Близ пикета мы вышли на торную дорогу, ведущую из Донгар-чэна на южный берег озера Куку-нор и известную под именем Нань-коу – «южного прохода» через хребет Жи-юэ-Шань.
Подъем на этот хребет оказался очень пологим, а водораздел, при абсолютной высоте 11650 футов (3550 м), – относительно весьма невысоким. Почва его – песчанистая глина красного цвета – сменилась далее грунтом, весьма напоминающим лёсс, но с ясно кое-где выраженною слоистостью.
С перевала перед нами открылась широкая, уходившая на север за край горизонта степная долина, залегающая между сравнительно невысокими и пологими горами на западе и более круто приподнятым, на втором плане даже скалистым массивом хребта Жи-юэ-Шань на востоке.
Речка Дао-тан-хэ, орошающая эту долину, имеет два истока; правый, более значительный, берет начало в восточных горах, из коих вырывается километрах в девяти к северу от перевала потоком, имеющим, при глубине в 30 см, 3,5 м ширины; левый собирает воды в горах к западу от перевала. Ниже речка быстро мелеет и местами еле прокладывает себе русло среди ею же затопленных берегов.
Когда-то долина речки Дао-тан-хэ была довольно густо заселена; по крайней мере, здесь мы встретили остатки стен нескольких не то импаней, не то туземных байнаков или хансаров.
В китайской летописи мы находим следующее указание, имеющее, может быть, отношение к означенным развалинам: «(В 1822 г.) в лагере Чжень-хай-ни, как недалеко лежащем от кумирни Дангар, места торгового и сборного, поставлено 900 солдат; в Кара-кутэре, как находящемся на большой дороге, – 240 человек, и, наконец, в Чаган-тологой, лежащем в 70 ли к юго-западу от Кара-кутэра, поставлено 1000 человек»[202], К сожалению, окрестности Донгара не настолько в настоящее время изучены, чтобы можно было безошибочно определить местоположение названных пунктов. Что, однако, китайские войска действительно не так давно стояли гарнизоном в долине Дао-тай-хэ, это видно из следующего места китайского дорожника: «От Синина до лагеря Хара-куто (Шала-хото?) 150 ли. По пути монастырь Донгар служит станцией. От Хара-куто 20 ли до р. Хашина, называемой также Ашихань-шуй (это несомненно Дао-тан-хэ). На этой реке стоит гарнизон в 800 человек»[203]. Современные названия этих развалин, лежащих у подножия хребта Жи-юэ-Шань, следующие: Цаган-чэн, Цзянь-цзюнь-тэ и Ху-тин-цзы. Каких-либо оседлых пунктов в долине Дао-тан-хэ в настоящее время не имеется; но стойбищ кочевников-тибетцев, хотя и небольших (в три-пять домов), мы встретили здесь несколько.
В ожидании возвращения брата из Донгар-чэна мы простояли на р. Дао-тан-хэ трое суток. Впрочем, и помимо этой причины нас приковал к месту Колотовкин, который тихо угасал на наших глазах; его не стало в 9 часов утра 19 июля.
Я не буду останавливаться на последующих минутах. Читателю и так должно быть понятно, что мы испытывали, роя на чужбине могилу своему дорогому товарищу. Высокий крест высился уже над могильным бугром, когда брат вернулся из своей поездки в Донгар. Он креста не заметил, но догадался о событии по отсутствию на бивуаке палатки, выставлявшейся обыкновенно для Колотовкина.
– Итак, все кончено?
– Да, друг мой, кончено!..
Поездку брата в г. Донгар нельзя было назвать особенно удачной. Городские власти, так радушно встречавшие экспедицию два месяца тому назад, на этот раз, может быть, вследствие внушений из Синина, отнеслись к ней не только сдержанно, но и враждебно. Впрочем, все, что требовалось, закуплено было братом без особой помехи, переводчика же он подрядил на обратном пути в Шала-хото. Это был средних лет весьма невзрачный дунганин, всю свою молодость проведший среди тибетцев. Впоследствии он оказался, однако, человеком неуживчивого характера, и мы почувствовали большое облегчение, когда нам можно было, наконец, с ним рассчитаться.
22 июля мы покинули нашу стоянку на реке Дао-тан-хэ, оставив за собой свежую могилу и белеющий крест.
Наш путь лежал вниз по названной речке, однако в стороне от нее, ближе к предгорьям Жи-юэ-Шаня, бедно поросшим степными злаками, среди коих особенно выделялся чий (Lasiagrostis splendens). Чиевые поросли одевали и почву долины Дао-тан-хэ, притом особенно густо на рубеже обычного речного разлива. В пределах последнего растительность носила уже иной характер и состояла почти исключительно из поемных трав. К речке мы вновь подошли на 17-и километре; здесь дорога ее пересекла и шла уже вдоль левого ее берега по топкому зеленому лугу.
Мы остановились при устье Дао-тан-хэ, которая, не добегая до озера Куку-нор, образует небольшое, заросшее водорослями пресное озеро. Здесь мы добыли для орнитологической коллекции Bubo ignavus Forst., Otocorys elwesi Brandt., Meianocorypha Maxima Gould, Alauda arvensis var. liopus Hodgs., Cotile riparia L. и Podiceps cristatus L.
На следующий день мы вышли к озеру Куку-нор. Озеро это в древности известно было китайцам под именем Сянь-хай и Си-хай – Западного озера. При Бэй-Вэйской династии (с 386 по 532 гг.) наименование это было утрачено и заменилось точным переводом с монгольского – Пин-хай, что значит «голубое озеро» – Куку-нор. В Вэйской истории имеется описание этого озера, причем приводимые ею для двух скалистых островов Куку-нора названия – Хой-сун-толо-гой и Чагань-хада (Цаган-хада) – монгольские, а не китайские, – обстоятельство, вполне подтверждающее вышесказанное предположение. Хой-сун-толо-гой известен у китайцев под именем «Лун-цюй-дао», т. е. острова Драконовых Жеребят. Название это связано с легендой, повествующей, что тугухуньцы разводили на нем особую породу лошадей, отличающуюся необыкновенно быстрым бегом. Весьма вероятно, что это и в действительности было так, и что тугухуньцы пользовались этим уединенным островом в целях сохранения чистоты породы. У тибетцев остров этот известен под именем Цорнин; остров же Чагань-хада – под именем Церварер.
Озеро Куку-нор во всем его объеме я увидел лишь на следующий день, поднявшись на высокий отрог Южно-Кукунорских гор, известных у тибетцев под именем Танегма. Огромная площадь темно-синей воды резко выделялась на золотисто-зеленом фоне степи, которая на северо-востоке круто, на северо-западе отложе взбегала на горы, служащие естественной гранью обширной озерной котловине. Горы на севере рисовались весьма отчетливо и на переднем плане казались массивным и высоким золотисто-зеленым валом, на втором – темной грядой, над которой одиноким конусом высилась белая вершина Баин-ула. За этой грядой виднелись еще горы, но они уже едва выделялись из общего сизо-голубоватого тона дали, да и то благодаря лишь ярко-белой полоске венчавшего их вечного снега. В общем величественная картина, которая много выигрывала от необыкновенно прозрачного воздуха и совершенно ясного неба, с которого потоками лился свет даже в самые отдаленные уголки горизонта.
