риска, борьбы, побед и неудач, волнений, болезней наложили печать на его лицо. Он придерживался жесткой диеты, был все так же худ. Фейсал заметно постарел. На лице его не стало видно и следов той молодой улыбчивости, открытости и воодушевления, что видны на фотографиях 1920–1940-х гг. Сухое морщинистое лицо с глубоко запавшими, но живыми глазами — таков его портрет в начале 1970-х гг.
Взрыв доходов поставил перед Фейсалом, быть может, самый важный для него вопрос: как сохранить стабильность в стране в условиях головокружительных перемен, как защитить систему ценностей, идеалы, основы веры своего народа в условиях, когда все сметали жажда денег, наслаждений, оголтелый гедонизм. Не означало ли легкое обогащение развращение духа, подрыв столпов суровых принципов веры, на которых держалось государство, созданное покойным Абдель Азизом и спасенное его сыном от распада? Фейсалу удавалось обеспечить развитие, приобщение к достижениям мировой цивилизации вместе с сохранением традиционных ценностей. Но будет ли ему сопутствовать успех в новых условиях?
Как сдержать коррупцию и падение нравов, когда Великого Аллаха в повседневной жизни может подменить золотой телец? Не будут ли подорваны позиции семьи Ааль Саудов в условиях невиданно быстрых перемен? Каким путем он должен теперь вести свой народ?
В 1974 г. ближайшее окружение Фейсала, его жена Иффат, сыновья и доверенные лица стали чувствовать его мрачное настроение и усталость. Он как будто уходил от них куда-то ввысь, на недоступные для них вершины.
Король стал раньше уезжать в свой офис, засиживаться там допоздна, занимался делами, как и раньше, в праздники. Когда он проводил несколько часов с женой и детьми, казалось, что он жил в другом мире. Новые проблемы, которые принесло богатство, перегружали его мозг. «Он чувствовал, что не мог остановить расточительство и жадность людей, — рассказывал его сын Мухаммед английскому писателю Роберту Лейси. — Он настолько погрузился в работу, что, казалось, у него не осталось ничего личного».
Старший сын Фейсала Абдалла вспоминал в беседе с Лейси: «Мы чувствовали его боль, но не могли ничего поделать».
Абдалла решил попытаться. У него была небольшая вилла с видом на море на севере от Джидды, и он пригласил отца как-нибудь приехать туда в пятницу вечером.
«Там будет только наша семья, — обещал он, — мы будем просто сидеть на ночном воздухе и разговаривать». — «Спасибо, — сказал отец, — но нет». — «Пожалуйста, — сказал Абдалла, — я хочу, чтобы ты сменил атмосферу. Я хочу, чтобы ты расслабился». — «Вы что, считаете, будто я не знаю, почему вы меня приглашаете? — сказал отец. — Или вы думаете, что мне не нравится этот ваш порыв? Я хотел бы приехать, но как я могу чувствовать себя свободным и счастливым? Я бы все время думал о работе. Я не могу расслабиться. Я больше не чувствую саму жизнь. Поверь мне, Абдалла, я уже не различаю холод и тепло» [366].
Фейсал поведал тетке два своих последних сна, о которых написал Лейси.
Первый сон короля Фейсала
«Я оказался в старом глинобитном доме, в таком же, как дом моего деда, в котором я рос мальчиком в Эр-Рияде, и очутился на его женской половине. Я раскрыл дверь и увидел мою бабушку по матери и прабабушку, которую я помню, а также Нуру, мою тетку, которая вышла замуж за Сауда аль-Кабира. Хотя я знал, что все они покойники, я не удивился, когда увидел, что они сидят вместе и разговаривают.
Там была еще одна женщина, незнакомая. Хотя она разговаривала так, как будто она была близким другом семьи, даже членом семьи, я не знал, кто она.
Я остановился у дверей, подальше от незнакомки, пока моя бабушка не увидела меня и не позвала в комнату.
„Ну, Фейсал, — засмеялась она, — не будь таким робким. Входи, входи и поздоровайся с Тарфой. Ты что, не узнаешь свою собственную мать? Теперь пришло время увидеть ее“.
И тут мне вдруг стало страшно».
Второй сон короля Фейсала
«Я стоял в пустыне, когда ко мне приблизился старый автомобиль с открытым верхом. В нем сидели мой дед имам Абдуррахман, мой отец Абдель Азиз и мой старший брат Турки, который умер, когда мне было 13 лет, а также мой дядя Саад, который был убит в битве с аджманами. Они все были в одной автомашине. Когда они увидели меня, они остановились и помахали мне.
„Садись в нашу машину, Фейсал“, — сказал отец и вышел, чтобы взять меня за руку. Я был счастлив увидеть своих родных, которые умерли так давно, и сделал шаг по направлению к ним, но меня охватил ужасный страх. Я хотел повернуться и убежать, но мой отец крепко держал меня за руку.
Я сопротивлялся, он тянул меня, а я сопротивлялся. Другие родственники вышли из автомобиля, чтобы помочь ему.
Они втащили меня в машину, дверь захлопнулась, и мы куда-то умчались».
Король Фейсал поведал эти сны своей тетушке в начале 1395 г. хиджры, то есть примерно в январе 1975 г. Он сказал, что из них можно сделать только один вывод: он не переживет этого года [367].
Удар убийцы пришел с неожиданной стороны.
Племянник короля — Фейсал ибн Мусаид — был младшим братом Халида ибн Мусаида, принца, которого убили десять лет назад, после нападения на первую телевизионную станцию в Эр-Рияде. Фейсал ибн Мусаид учился в США ни шатко ни валко, переводился из колледжа в колледж, курил «травку» в университете в Беркли, потом его поймали на торговле наркотиками в штате Колорадо. Вместе со своей подружкой он попал в скандал с возможным уголовным исходом. Ему грозила тюрьма. Госдеп с большим трудом вытащил принца из судов.
Он провел какое-то время в Бейруте, где был замечен в компании наркоманов. Когда несостоявшийся студент в 1971 г. вернулся домой, король Фейсал запретил ему выезжать за границу, чтобы он не позорил семью своими выходками.
Когда 25 марта 1975 г. Фейсал ибн Мусаид проснулся утром, им овладела злодейская мысль. В 10 часов утра он появился в приемной канцелярии Совмина. В это время прибыла кувейтская делегация во главе с министром нефти Абдель Муталибом аль-Казыми.
В приемной в это время был Ямани, который сказал кувейтцам, что король появится в кабинете ровно в 10.25: «Он абсолютно точен. Можете сверять по нему часы» [368].
Словно подтверждая его слова, ровно в 10.25 Фейсал, сопровождаемый телохранителем, вошел в свой кабинет.
Ямани увидел его из приемной. Он извинился перед кувейтцами и, оставив их на попечение руководителя службы протокола Ахмеда ибн Абдель Ваххаба, прошел к королю, чтобы ознакомить его с содержанием
