В 1994 году, когда должен был завершиться первый этап приватизации («ваучерная приватизация»), возник новый кризис. Биржевая цена ваучера резко упала. Он стоил примерно три с половиной тысячи рублей, в то время как изначально его рыночная цена была объявлена, напомню, в десять тысяч. «Критический момент в ходе чековой приватизации, — пишет Дмитрий Васильев, — возник в январе 1994 года. Тогда выяснилось, что в ходе аукционов собрано очень мало чеков. Предприятия в большинстве своем не торопились участвовать в ваучерной приватизации. Все надеялись: а вдруг пронесет?» Машиностроители, нефтяники, металлурги, предприятия ВПК вели себя очень агрессивно. Однако к лету ситуация изменилась. Региональные чиновники в итоге испугались срыва программы приватизации. Был составлен список приватизируемых предприятий, которые к 1 июля были проданы.
Как же распорядилось своими ваучерами российское население?
25 процентов ушли в чековые инвестиционные фонды. (По наблюдениям социологов, в фонды очень любила вкладывать интеллигенция.)
Еще 25 процентов чеков было продано. Продавали свои ваучеры, как правило, люди, относящиеся к приватизации с большим скепсисом. Эти чеки перешли в руки юридических лиц. Оставшиеся 50 процентов чеков были вложены членами трудовых коллективов (и, как правило, их родственниками) в собственные предприятия — либо по закрытой подписке, либо на чековых аукционах. Всего в ходе приватизации было использовано 95–96 процентов выданных чеков. «Это очень хороший показатель», — пишет Чубайс.
Да, хороший. Но почему же приватизация в итоге оказалась чуть ли не главным «черным пятном» в народной мифологии 90-х годов?
«…В ходе ваучерной приватизации рядовой работник “Норильского никеля” получил по закрытой подписке примерно 300 акций своего предприятия. Если он сумел продать свои акции на пике спроса (по 16–17 долларов за акцию), он получил за них около пяти тысяч долларов» (этот простой пример приводит Альфред Кох).
Вот и та самая машина «Волга», которую обещал Чубайс, выступая перед телезрителями всей страны 1 июля 1992 года, и которую потом ему еще долго припоминали. Но спросим себя: а если это был не работник «Норильского никеля»? А если он продал эти акции не «на пике спроса»? Как правило, акции своего предприятия продавали по гораздо более низкой цене, не умели ими распорядиться.
Как рассказывал мне во время интервью Олег Дерипаска, ныне один из богатейших людей России, в то время он чуть ли не сам стоял у проходной Саянского алюминиевого завода с рукописным плакатом: «Куплю акции». И рабочие охотно продавали свои акции. Вскоре Олег стал одним из собственников завода, оказался успешным-менеджером, управленцем, вывел завод, а потом и всю отрасль из глубокого кризиса. Но много ли было таких примеров?
Как правило, работники бывших советских предприятий стремились быстрее избавиться от «непонятных бумажек», причем покупать акции своего предприятия никто не спешил, никто в 1994 году не верил, что эта прачечная или этот завод могут быть доходными, прибыльными. Люди пытались вложить ваучеры в различные «пирамиды», «паевые фонды», приобрести акции мифических «инвестиционных компаний». Стать собственниками в полном смысле этого слова, объединившись с другими держателями ваучеров, работники предприятий не могли или не хотели.
Эти цветные бумажки с водяными знаками в России 1994 года скупали по дешевке, массово — те, кто понял, какой куш можно получить на этой дешевизне, на этом неумении и нежелании российских людей распорядиться ценными бумагами. В итоге собственность перешла в руки тех, кто хотел ее получить.
Ваучеры, вложенные куда угодно, но только не в свой завод, не в свою фабрику или мастерскую, стали синонимом обмана. Люди пытались избавиться от ваучеров, обменивали их на деньги или просто откладывали в дальний ящик пыльного шкафа. Акции своего предприятия продавали мгновенно, за первую предложенную цену. Почти беспрекословно отдавали управление акциями в руки директоров. Между тем те самые акции через десять лет сильно возросли в цене. Ваучер, который люди смогли обменять на акции Газпрома, в конце 2008 года стал очень дорогим.
Словом, экономический «ликбез» в нашей стране проходил трудно.
Одной из главных ошибок приватизации Чубайс считает создание так называемых «чековых инвестиционных фондов».
«Да, это правда: приватизация не устроила в итоге многих. Почему интеллигенция, например, осталась так недовольна чековой приватизацией?.. Как ни странно, потому что интеллигенция пыталась вложить с умом: не в акции какого-нибудь пивного заводика, а в солидные чековые инвестиционные фонды, обещавшие хорошие дивиденды: в “Хопер”, “Гермес”, “Нефтьалмазинвест”. Часто эти фонды оказывались заурядными пирамидами. На вложениях в такие пирамиды попались, например, практически все сотрудники Минфина».
Итак, основная ошибка приватизации состояла в том, что населению не объяснили: «быстрые» деньги от приватизации получить невозможно! «Пирамиды», то есть компании, обещавшие нереально высокие проценты (и одной из них была знаменитая «МММ»), как объясняет Чубайс, оказались вне поля зрения государства — ни Минфин, ни Госкомимущество, ни другие ведомства не несли за их деятельность никакой ответственности.
Немалая часть ваучеров попала именно в эти «пирамиды», как бы они тогда ни назывались. Государство смогло остановить их деятельность не сразу. И в результате возможность для огромной массы населения, для простых людей участвовать в приватизации была упущена, сгорели деньги, доставшиеся с таким трудом.
Разноцветные бумажки — ваучеры, акции, «мавродики» и прочие «ценные бумаги» разнообразных финансовых «пирамид», кредитные обязательства, доллары — замелькали в руках у всей страны. И в это же время нашу экономику постиг тяжелый кризис.
Но мог ли он ее не постигнуть?
Ни для кого не секрет, акции каких предприятий стали стоить дорого через несколько лет после начала массовой приватизации, какие из этих предприятий сегодня оцениваются в миллиарды долларов (хотя в десятки раз возросла цена и всех остальных) — это сырьевая, добывающая, металлургическая промышленность. Став частью мирового рынка, Россия развивает те отрасли, продукцию которых можно продать. Благодаря приватизации этих отраслей Россия сегодня преодолевает свой экономический спад. Однако в 1992–1994 годах ваучерная приватизация оказалась накрепко связана в умах россиян с этим промышленным спадом. Просто потому, что проходили они — одновременно.
«Еще в 1989 году, — пишет Анатолий Чубайс, — мы с Сережей Васильевым подготовили материал о том, что предстоящие преобразования будут очень тяжелыми, что они не будут приняты большими группами населения, что возникнет серьезное социальное напряжение, особенно в таких сферах, как угольная отрасль, ВПК, бюджетники… Мы понимали, что придется принимать непопулярные меры, такие, например, как закрытие шахт. Мы понимали, что степень неприятия того, что мы будем делать, какое-то время станет только нарастать… Вообще мы полностью отдавали себе отчет в том, что масштаб преобразований требуется настолько гигантский, сложный и болезненный, что абсолютно неочевидно: получится ли что-то в конечном счете из всего этого. Тем не менее было понятно, что других вариантов просто не остается».
