Когда на Кубе стали распространяться слухи о том, что она намеревается остаться за границей, Нати их опровергла, отослав Алину, самого близкого ей человека, домой. Ее приехал встречать в аэропорт Фидель, который повидался с дочерью и забрал подарки (чемодан с французскими сырами и односолодовым виски), присланные ему Нати.
Пять месяцев спустя Нати вернулась в Гавану. Фидель нашел время ее навестить лишь спустя восемь месяцев. Когда он приехал, Нати предъявила ему длинный перечень жалоб, включая отсутствие работы: ее нигде не принимали на службу без санкции Кастро.
На следующий день Фидель назначил ее начальником отдела информации и документации Национального центра научных исследований.
Тогда же Нати, наконец, сказала Алине, что давным-давно покинувший страну Орландо Фернандес не ее папа, и назвала имя настоящего отца. Потом показала Алине дорогие ее сердцу письма Фиделя из тюрьмы на острове Пинос, которые он просил ее сохранить как важные для революции документы, а также как свидетельство их цветущей любви. Нати объяснила дочери, что имя «Алина» – производное от «Лина», имени матери Фиделя. Еще она сказала, что не поехала к Фиделю, когда он звал ее к себе в Мексику, потому что не могла оставить Нину, и в любом случае, добавила Нати, он не мог тогда обеспечить нормальную жизнь женщине с новорожденным ребенком.
В конце концов Алина узнала то, что давно было известно всей Гаване: ее настоящий отец – Фидель Кастро. Но он все еще не отвечал на ее многочисленные письма. «Я не могла привлечь его внимание… и вернуть обратно матери», – вспоминала Алина45. В течение следующих двух лет Фидель приглашал ее только дважды, и во время одной встречи сообщил, что она получит фамилию Кастро вместо прежней после внесения изменений в соответствующий закон. А потом добавил, имея в виду Нати: «У твоей мамы есть одна проблема. Она слишком добра. Не будь так добра ни с одним мужчиной»46.
Отношения Нати с Фиделем постоянно ухудшались. Алина – и Нати? – недвусмысленно винила в этом Селию Санчес. По словам Алины, Селия постоянно преследовала Нати и вредила ей до самого конца жизни. (Селия умерла в 1980 г.) Что касается родственников Кастро, те с большим уважением относились к Нати в бытность ее «шлюхой» Фиделя, чем тогда, когда она стала лишь его бывшей любовницей.
Подростком Алина была так же красива, как и ее мать, так же язвительна, как Селия, какой она ее себе представляла, так же упряма, как отец, и настолько несговорчива и раздражительна, насколько может быть оставленный без внимания ребенок. С семнадцати лет Алина несколько раз выходила замуж и разводилась.
«Если говорить о браке, я не постоянна, а непостоянна», – любила она острить47.
Поначалу Фидель обещал ей быть лучшим отцом, если она прекратит совершать сумасбродные поступки. Потом ее поведение стало ему отвратительно. «В голове не укладывается, как ты могла уйти от ангольского героя войны к артисту балета! – корил он Алину после первого развода перед вторым браком. – Если он танцовщик, значит, наверняка голубой»48.
Бурная личная жизнь Алины расстраивала Нати не меньше, чем Фиделя. Когда Алина сказала ей, что беременна, Нати выгнала ее из дома. Материнство на Кубе, где всего не хватало, все сверх всякой меры регламентировалось и регулировалось, было кошмаром. Фидель подарил Мумин, новорожденной дочке Алины, одежду для маленькой девочки, Алине – домашний халат, гигиенический тальк и дал денег на холодильник. Алина старалась использовать любую возможность, чтобы раздобыть достаточно еды. Самые необходимые овощи привозил ей один старик, а она в знак благодарности позволяла ему ласкать свою грудь. Когда Алина вышла замуж за богатого мексиканца, который мог обеспечить ей лучшую жизнь, Фидель отказал ей в выезде из страны. Через некоторое время мексиканец просто исчез из ее жизни, ограниченной бесконечными запретами.
Алина вернулась к Нати и Натике, которые постоянно ругались (когда Алина жила с матерью, она тоже постоянно выясняла с ней отношения). Натика оставалась непримиримой противницей режима Кастро, она решительно защищала разделявшиеся ею элитарные ценности, включая откровенный расизм. С течением времени Алина действовала все более эпатажно. Она выступала с критикой режима отца перед иностранными журналистами. Она сделалась манекенщицей и стала соблюдать строгую диету. Она с бранью и упреками стала накидываться на родственников и друзей, изливая на них накопившееся за всю жизнь раздражение. Алина не могла заставить отца себя любить, но знала, что с ней, дочерью Фиделя Кастро, ничего не может случиться. В сорок лет она покинула Кубу, за границей принялась осуждать Кастро, продала письма, которые он посылал ее матери, и написала воспоминания о своей жизни – жизни дочери Фиделя.
Нати, в отличие от нее, продолжала стойко переносить все тяготы, точнее говоря, держалась за жизнь в той золотой клетке, из которой удалось улететь Алине. Поскольку Кастро ее когда-то любил, доверял ей важные тайны и она от него родила ребенка – и поскольку ее (уже увядающая) красота стала притчей во языцех, а дочь приобрела печальную известность, – Нати жила не так, как другие кубинцы. Да, она получала удовольствие от роскоши прекрасного дома, переходила с одного престижного места работы на другое. Вместе с тем она терпела унижения со стороны мстительных коллег; страдала от обиды за то, что Фидель не отвечал на ее письма; боялась интриг, которые, как она полагала, плела против нее Селия, и гнетущей действительности, полной постоянных лишений; и ежедневно испытывала нервное напряжение, вызванное жизнью с Натикой, которая ни во что не ставила все то, во что верила Нати, и едко язвила по поводу лишений и трудностей ведения домашнего хозяйства, с которыми сталкивались постоянно ссорившиеся женщины.
Как известно, Фидель Кастро любил приударить за представительницами прекрасного пола. Он им доверял, полагался на них, и потому женщины играли исключительно важную роль в его революционной борьбе. Он восхищался их красотой, но долго одной женщиной не увлекался. Больше всего Кастро ценит в людях ум, сказала Теду Шульцу, корреспонденту «Нью-Йорк тайме», Мельба Эрнандес, товарищ Фиделя по борьбе и политической деятельности.
Шульц считает, что Нати Ревуэльта принадлежит к «замечательной когорте прекрасных и/или очень умных женщин, которые, по сути дела, посвятили жизни ему и его делу – и без которых, скорее всего, ему не удалось бы добиться успеха»49. Нати добровольно вошла в их число и осталась среди них, руководствуясь революционными убеждениями, а также отчаянной, все еще теплившейся в ней надеждой на то, что каким-то образом ей удастся вернуть себе сердце Фиделя или, по крайней мере, частично возродить недолгую страсть, которая их когда-то объединяла.
