— Ви хто? З Росії? [Вы кто? Из России?] — с тревожно-наступательным выражением лица атаковал нас один из них.
Другой за нами наблюдал, встав в напряжённую позу.
— Мы с НТВ, из Москвы. Видим — флаг Украины, — попытался я их успокоить. — Как у вас тут служба?
— А вам навіщо? Це наша територія! [А вам зачем? Это наша территория!] — первый нервно тронул пустую кобуру.
— Да просто, вы же не чужие нам люди.
— У вас вирішення на зйомки в Косово є? [У вас разрешение на съёмки в Косово есть?]
— Да всё у нас есть, — отозвался раздраженный Вадим. — Просто интересно, как тут братьям-украинцам живётся.
Тот другой офицер, продолжая хранить молчание, взглянул в нашу аккредитацию, а потом стал демонстративно записывать данные Эмиля и номер его машины.
— А є вирішення — їх перевозити? [А есть разрешение — их перевозить?] — спросил теперь уже нашего болгарина разговорчивый первый офицер и сразу пообещал. — Ми повідомимо про тебе! [Мы сообщим о тебе!]
Как потом рассказал Эмиль, слово своё они сдержали.
— You must leave this area![129] — вдруг сообразил молчаливый второй украинец.
Это он именно нам — журналистам из России — сказал.
Уже в машине Вадима с Переделом прорвало.
— Блять, чирикают на свой мове: «Хто ви, хто ви?», уроды, — хмуро передразнивал «братьев» Вадим.
— Это же хохлы! Чё мы к ним полезли?! — то ли обижался, то ли возмущался Передел.
Да, два родственных народа, а говорят на разных языках. У каждой стороны свои претензии, свои булыжники за пазухой.
Все наши съёмки мы успели провести за три дня. Даже позвонила Влора Читаку, пресс-секретарь Хашима Тачи, и сказала, что премьер-министр согласен на встречу. Только нам необходимо прислать им официальное письмо телекомпании с просьбой об интервью — нормальная практика в нашей работе. Но Влора просила ещё и завизировать письмо в российском диппредставительстве в Приштине.
Вот это была интрига. Ведь телекомпания НТВ официально негосударственная структура, мы можем в своём письме назвать Хашима Тачи хоть премьером Косова, хоть президентом Межгалактической федерации, да хоть мэром Москвы — как ему будет приятно. А вот официальное диппредставительство не может — ведь даже выборы в Косово Россия не признаёт. Не знаю — почему аппарат Хашима Тачи шёл на эту пакость, и что он ожидал увидеть в нашем письме? И где потом использовать эту бумагу? Естественно, чтобы требуемая косовской стороной виза дипломатов стояла в письме, нам пришлось опустить в нём все регалии Тачи.
Вечером в воскресенье мы с Фефиловым подготовили текст для прямого включения. На следующий день наступала роковая дата — 10 декабря. Стало известно, что международные посредники — США, Россия и Евросоюз — так и не пришли к единому мнению о решении статуса Косова. Албанцы собирались утром провести марш по центральным улицам Приштины под лозунгом «Мы всё решаем сами». Опасения, что новые косовские власти объявят завтра независимость, были. Но мои источники в местном парламенте успокоили: «Наши западные друзья просят ещё повременить».
Текст мы быстро набросали вместе. Решили несколькими историями, отснятыми для «Итоговой», пожертвовать для «прямого» и сюжетов для новостных выпусков. Обсудили — какой ещё материал, какие «истории» нам не хватают для нашего большого репортажа.
Пора было ложиться спать, завтра вставать в семь утра. И тут началось. Вадим предложил пойти вниз, в гостиничный ресторан.
— Зачем? У нас завтра важный день — целый день работаем на «новости».
— Ну, пошли. Пивка выпьем.
— Какое пиво? С ума сошёл?! Мы же слово дали!
— Душа просит, — он изобразил лицом тоскливое выражение.
— Бля, опять напьемся ведь, Фефил, — я начал сдавать позиции.
— Нет, нет только пиво. По бокалу. Не больше…
После третьего бокала пива — на каждого — в пустом ресторанном зале появилась съёмочная группа телеканала «Россия» во главе с Андреем Медведевым. Вадим был с ними знаком. Ребята поздоровались и подсели к нам. Коллеги только добрались в Приштину из Белграда, сказали, что приехали на пару-тройку дней. Завтра у них тоже запланированы были прямые включения из Косова.
— А вы давно здесь в Приштине? Что успели снять, с кем встречались? — прищурился корреспондент «России» и навалился на край стола килограммами массивного тела.
Фефилов толкнул меня ногой под столом.
— Да мы тоже на днях приехали, — напрягся он. — Присматривались. По знакомым местам прогулялись.
— Ну и как?
— Да все старые контакты не действуют. Никого из них не нашли.
— Блять, ну город стал абсолютно албанским, — замычал своим зычно-крикливым голосом Андрей. — Пизд. ц! Пиндосы всё к своим рукам прибрали.
Медведев раскованно и громко шутил, горячился и размахивал руками. Не знаю, может он всегда так себя ведёт? Я до того момента видел его лишь в эфире: ничего особого — такой аргумент голого как лом державного пафоса, газета «Правда» от 76-го года. Пресс-офицер. «А получает за это по ставке обозревателя — «восьмёрку»[130], не меньше», — потом раскрыл часть своих рефлексий Фефилов.
Да и развязность Медведева была какая-то странная. Взгляд выдавал — мутноватый, серьёзный, дотошный.
— А что снимать здесь планируете? — не унимался Андрей.
— Да мы к завтрашнему дню готовимся. Включение у нас. А в среду уезжаем.
— А за отель как будете отчитываться?
— Всё как есть.
— Это почему же?
— Мы не можем в этот раз. У нас проверки на канале…
Финансовые службы разных телеканалов обменивались информацией, сверяли расходы «своих» съёмочных групп, отработавших в одинаковых командировках. И коллеги из разных СМИ, зная про это, старались согласовывать предоставляемые в «свои» бухгалтерии суммы.
— Пошли ко мне в номер. У меня настойка есть, — вдруг нашёлся Андрей. — Помнишь, Вадим?
Я пытался удержать Фефилова — ведь знал, что он остановиться не может. А завтра важный день. Но Вадим стал мне расписывать анонсированный напиток. Её состав я забыл. Помню только, что у Медведева аэрофобия, и, чтобы с ней справиться, он во время полётов, пьёт водку, настоянную на каких-то фруктах — он сам всё это делает. Я тоже пошёл — всё-таки, съёмочная группа должна быть вместе «и в горести, и в радости».
Настойка — большая бутылка — «пошла» нормально. Откуда-то взявшийся коньяк — упираясь.
— Я сам не пью. Это только для полётов, — отказался коллега с «России».
Там в номере Медведева у нас произошёл интересный и показательный разговор. Говорили о политике. И тут коллегам стало обидно за державу.
